— Но все-таки куда они клонят? Это же наша интеллигенция, она же выросла при нас!
— Интеллигенция, которая при вас выросла, она в большинстве за вас. А поколение, которое подросло при Хрущеве, им лет по тридцать сейчас, они клонятся в сторону Запада. Им нравится Америка.
— Видимо, так. Получается, что те, кто постарше, более склонны к советскому образу жизни.
— А какая будет новая молодежь, которым сейчас по двадцать лет, неизвестно. Они ребята не глупые, они умнее нас.
— А те, кому по тридцать лет, склонны к Западу.
— Им нравится, что сейчас рынок, можно заработать, — говорю я.
— Те, кому по тридцать, сорок лет — тащат родителей туда за собой, — говорит дочь.
— А в чем тут дело? — спрашивает Каганович.
— На мой взгляд, большой вред нанес Хрущев мелкобуржуазной политикой. Начал это все именно он.
— Чем мы можем их повернуть?
— Я тоже думаю, чем? Хорошей жизнью, да, но ее не так просто сделать, когда ничего нет. Они видят: на Западе рабочий получает столько, а у нас столько.
— Прочитай им Ленина или Маркса — будут смеяться.
Были намного выше России
— А, если им сказать: слушайте, голубчики сюда, и поймите. Во-первых, мы начали не с тех азов, с которых Европа начала. Там культура началась на много лет раньше. Причем, сто лет до нашей революции. Там культура была совершенно иная, и жизнь была иная, и уровень иной. Затем, значит, Россия начала с азов, с рванья, с крепостного права, и крепостничество практически еще в конце девятнадцатого века было, потом войны были, войны царя с народом — с девятисотого по семнадцатый годы. В восемнадцатом — гражданская война. Потом нам надо было готовиться к войне с фашизмом. На нас нападали. Россия переживала такие муки адские!
Сейчас мы воспеваем князя Игоря и так далее — так что, там, тогда была жизнь лучше? Сколько Россия пережила для того, чтобы стать государством, страной! Приходится и нам сейчас переживать. Что ж вы думаете, так просто это все пойдет, легко?
— Они, знаете, скажут что? Финляндия получила независимость, после революции, была на уровне России, а как поднялась за семьдесят лет!
— Нет. Она была выше России. Намного выше России. И Прибалтика была выше, конечно, и Финляндия. Конечно, мы увлеклись немного строительством заводов.
— Но у вас не было другого выхода.
— Выхода не было.
— Война на носу…
— Мы должны были за десять лет пробежать то, что другие пробежали за сто лет.
— Вы сделали неслыханное. То, что другие не сделали. Сейчас все это оплевывают, смеются.
— Пройдет, — говорит Каганович. — Болезнь общества. Болезнь роста.
— Все-таки есть еще поколение, которое очень обижается на то, что этих людей выставляют как зря проживших жизнь, — говорит дочь.
Это военное поколение. Им говорят: не за того воевали, надо было за Гитлера воевать. Я читал статью в журнале «Родина» о генерале Власове — он изображается чуть ли не как народный герой! Это был борец со сталинизмом, он хотел использовать немцев как временных союзников, — говорю я.
— А кто же это пишет такие статьи?
— Сколько угодно сейчас.
— И печатают? — спрашивает Каганович с грустью. Он четко улавливает мысль и следит за ней в разговоре.
— Печатают.
— В журнале «Родина»?
— Хотел будто бы спасти Россию от большевизма, а Гитлера использовать как временного союзника, чтобы потом, когда возьмет власть в России, прогнать Гитлера. Но это же наивно! Немцы такие дураки, чтоб занять Россию до Урала, а потом отдать ее Власову? Смешно.
— Ставят памятники Махно, Бандере, как это такое? — говорит дочь.
— В Кишиневе сняли памятник Ленину, — говорю я. — А съезд украинских националистов как вам нравится?
— Что там было? — спрашивает Каганович.
— По телевизору показывали: почтить память погибших националистов, их невинно осудили. А что они творили на Украине, невинные? Кто убил Ярослава Галана?
— Меня интересует, — говорит Каганович, — значит, вы считаете, интеллигенция средняя не так уж воинственно настроена?
— Пожалуй, да.
— Средних лет и старых лет — менее воинственно настроена, чем молодая?
— Молодая — без веры.
— Без веры.
— Они сейчас кинутся в рынок. Им рынок предложат, где можно заработать. Если сумеют устроиться. Конечно, каждый не устроится, это ясно. Но кто-то устроится. Это прельщает. Толпы у посольств, чтоб уехать за границу. Это тоже факт.
— Толпы? Хотят уехать? Все?
— Ну не все.
— То есть разные национальности… И русские, и евреи, всякие? — спрашивает Каганович.
— Раньше только евреи в Израиль стремились, а теперь многие рвутся на Запад. Немцы бегут в Германию новую…
— Как же мы все-таки справимся с этим делом? — спрашивает Каганович.
— Что-то мы с национальными делами не додумали. Или нельзя это все было отпускать, многопартийность создали рано. Мало мы прожили в социализме.
— Слишком быстро, — соглашается Каганович.
— Семьдесят лет — это маленький срок еще. Народы только притирались друг к другу. Какая огромная страна, сколько национальностей, и жили. Не было этих стычек, погромов; убийств. В Закавказье, в Средней Азии что творится! Мальчика убили в Кишиневе за то, что он говорил по-русски на улице!