Так держать!

– Он считает, мне следует покинуть Уотфорд.

Пенни широко раскрывает глаза:

– Чтобы бороться с Тоскливиусом?

– Нет. – Я качаю головой. – Просто… уехать. Он считает, что в другом месте я буду в большей безопасности. И что после моего отъезда все, кто здесь, тоже будут в безопасности.

Ее глаза округляются еще больше.

– Саймон, и куда ты поедешь?

– Он не сказал. В какое-то тайное место.

– Убежище?

– Наверное.

– Но как же учеба?

– Он считает, сейчас это не так важно.

Пенни фыркает. Ей кажется, что Маг сильно недооценивает пользу образования. Особенно классику. Когда он убрал курс лингвистики, Пенелопа даже написала гневное письмо в совет факультета.

– Так чего же он хочет?

– Чтобы я уехал. Был в безопасности. Тренировался.

Она скрещивает руки на груди:

– На высокой горе. В компании ниндзя. Как Бэтмен.

Я смеюсь, но лицо Пенни по-прежнему серьезное. Она подается вперед:

– Саймон, ты не можешь вот так уехать. Он не будет прятать тебя в норе всю твою жизнь.

– Я и не поеду. Я отказался.

Пенни опускает подбородок:

– Отказался?

– Я… просто я не могу оставить Уотфорд. Это же наш последний год.

– Согласна… но ты правда отказался?

– Сказал, что не хочу никуда ехать! Не хочу прятаться в ожидании, когда меня найдет Тоскливиус. На план это мало похоже.

– И что сказал Маг?

– Не слишком много. Я расстроился и начал…

– Я так и знала! В твоей комнате будто костер разводили. О боже! Ты сорвался на Мага?

– Нет. Я сдержался.

– Серьезно? – Кажется, Пенни мои слова впечатлили. – Отличная работа, Саймон.

– Думаю, я напугал его.

– Меня бы это тоже испугало.

– Пенни, я…

– Что?

– Ты считаешь, что он прав?

– Я же сказала, что нет.

– Я про другое… про то, что я представляю угрозу для Уотфорда. Угрозу для… – Я перевожу взгляд на стол первогодков. Все малыши отложили сэндвичи и принялись за огромные миски пудинга с вареньем. – Для всех.

Пенни снова отщипывает от сэндвича:

– Конечно нет.

– Пенелопа!

Она вздыхает:

– Ты ведь утром сдержался, так? Когда ты причинял вред кому-то, кроме себя?

– Дым и зеркала, Пенни! Мне список составить? Тогда начну с обезглавливания. А лучше – со вчерашнего дня!

– Это же сражения, а они не в счет.

– А мне кажется, как раз наоборот.

Пенелопа снова скрещивает руки:

– Это совсем разные вещи.

– Да не в этом даже дело. Просто… я мишень, так ведь? Тоскливиус нападает на меня только в Уотфорде и нападает на Уотфорд, только когда здесь я.

– Ты не виноват.

– И что?

– Ты ничего не можешь с этим поделать.

– Могу. Я могу уехать.

– Нет!

– Пен, назови вескую причину.

Трясущимися руками я намазываю масло на третью булочку с ветчиной и сыром.

– Нет, Саймон, ты не можешь просто уехать. Не должен. Если ты мишень, то я рискую больше всех. А я провожу с тобой почти все время.

– Да знаю я!

– И посмотри на меня – я в порядке. – (Я так и делаю.) – Саймон, я в порядке! Даже Баз в порядке, а он просто прикован к тебе.

– Мне кажется, ты приукрашиваешь. Вспомни все те случаи, когда чуть не погибла только потому, что была рядом со мной. Несколько месяцев назад Тоскливиус похитил меня, а заодно и тебя.

– И слава Моргане!

Пенелопа смотрит мне в глаза, и я стараюсь не отвернуться. Иногда я даже рад, что Пенни носит очки: взгляд у нее свирепый, так что преграда совсем не помешает.

– Я отказал Магу, – повторяю я.

– Хорошо. Не забывай напоминать ему об этом.

– Бабуля!

Наш разговор прерывает возглас маленькой девочки, и я автоматически шепчу формулу призыва меча. В дальнем конце столовой девчушка – со второго или третьего курса – бежит к мерцающей фигуре возле двери.

– Ого… – пораженно вздыхает Пенни.

Фигура то проявляется, то блекнет, как голограмма принцессы Леи. Когда девочка приближается к силуэту – пожилой женщине в белом брючном костюме, – та опускается на колени и встречает ее. Некоторое время они обнимаются, сидя в арочном проеме. Потом фигура полностью исчезает. Девочка встает, вся дрожа, а кто-то из ее друзей подбегает, прыгая вокруг.

– Так классно! – говорит Пенелопа, потом поворачивается ко мне и видит меч. – Великие змеи, Саймон, спрячь его!

Я не двигаюсь.

– Что это было?

– Ты не знаешь?

– Пенелопа!

– К ней пришел Гость. Повезло девчонке.

– Что? – Я спрятал клинок. – Что еще за гость?

– Саймон, поднимается Завеса. Ты должен знать. Мы проходили это по магической истории.

Скорчив мину, я снова сажусь и пытаюсь понять, закончил ли я с обедом.

– «И на двадцатом круге, – говорит Пенни, – на исходе года, когда день и ночь разделят трапезу в гармонии, тогда поднимется Завеса. Любой, кто свет в себе несет, способен будет пересечь границу, но лишь на время. Встречай их с радостью и верой, ведь их уста, хоть боле неживые, глаголят истину».

Пенелопа изменила голос, как всегда делает, цитируя древние тексты.

– Мне это не очень помогло, – говорю я.

– Завеса поднимается, – повторяет Пенни. – Каждые двадцать лет усопшие могут общаться с живыми, если им есть что сказать.

– А-а… – протянул я, – может, я и слышал об этом, но счел всего лишь мифом.

– Спустя семь лет даже странно слышать от тебя такое.