Так держать, сталкер! (сборник)

Стараясь думать лишь об Архенбаховых малютках, Чейт вытянул из тюка с походной амуницией новенькую майку и содрал с нее полимерную вакуумную упаковку. Затолкав майку обратно в тюк, он надел прозрачный пластиковый пакет на руки и до упора растянул его в стороны. Получилось что-то вроде одной большой рукавицы на обе руки. Присев на корточки, Чейт расправил надетый на руки пластиковый пакет, растянул его по углам и поднес к мертвой голове. Представив, что перед ним арбуз, Чейт кончиками пальцев чуть приподнял голову и быстро вывернул пакет наизнанку, так что голова оказалась внутри. Перехватив горловину пакета в кулак, Чейт несколько раз крутанул груз и прижал образовавшийся тяж вакуумным зажимом. Благодаря мутному пластику то, что лежало в пакете, и в самом деле напоминало… Чейт задумался. А в самом деле, что оно напоминало?.. А, впрочем, какая разница! Главное, на какое-то время о голове можно было забыть. Чейт слегка подбросил упакованную в пластик голову, как будто хотел прикинуть ее вес. Или прицеливался для отличного броска. У него в руках был просто некий предмет. Без названия и без истории. Не вызывающий никаких эмоций. Чейт приоткрыл установленный на ровере холодильный контейнер и кинул в него пакет. Хлопнул по крышке ладонью и улыбнулся, услыхав, как щелкнули автоматические запоры.

– Отличная работа! – похвалил сам себя Чейт.

Если бы рядом находился кто-то еще, он мог бы проявить соответствующую скромность, рассчитывая на похвалу из чужих уст. А так все приходилось делать самому.

Впереди у него были еще четыре дня пути.

Четыре дня под солнцем.

Четыре дня среди высохшей травы, колючего кустарника, ящериц и совсем, видно, сдуревших от жары карфангов.

Еще четыре дня в пустыне… Или полупустыне?..

Да, впрочем, какая разница!

От жары Чейт не страдал. Во-первых, он был ко всему привычен. Во-вторых, у него имелась одежда из нанопористой синтетики, разработанной специально для жаркого и сухого климата, а также запас крема от загара. И, наконец, в-третьих, холодильник ровера размеры имел немалые и был набит как вкуснейшей снедью, так и прохладительными напитками.

Одним словом, экспедиция была подготовлена самым наилучшим образом. Разве что только связь порой глючила. Ну а, скажите на милость, где она не глючит? Вспомните хотя бы о Двух Днях Великого Молчания в Метрополии, когда по никому не понятной причине слетели с катушек системы сразу у всех шестидесяти девяти провайдеров. Включая резервные и аварийные каналы связи. Та еще была заваруха! Особенно в международных космопортах и на пересадочных станциях. Там, говорят, такое творилось! На Баве-12 чуть было до каннибализма не дошло!.. А всего-то, казалось бы, ничего – два дня без связи.

Впрочем, Чейту ничего подобное не грозило. Уверенность в себе и самообладание он не терял никогда. Даже в условиях полной сенсорной депривации.

А задача, стоявшая перед ним, была настолько проста, что справиться с ней смог бы и ребенок. Если ему все как следует объяснить.

Чейт же не просто делал свое дело, но еще и удовольствие при этом старался получить. Во время движения, сидя на краю платформы ровера, он попеременно читал то Витгенштейна, то Вудхауза. По настроению. Кому-то подобный выбор мог показаться странным, но Чейту не было никакого дела до того, что могли подумать о нем другие. Во-первых, никого рядом не было. А во-вторых, он читал то, что казалось ему интересным и доставляло удовольствие. Те, кто не понимает, что это такое, слушают аудиокниги. На привалах Чейт не просто торопливо заглатывал пищу, чтобы поскорее двинуться дальше, а внимательно всматривался в окружающий пейзаж. Картинка была не столько убогая, сколько однообразная. Однако Чейту доводилось наблюдать аборигенов, часами завороженно – иначе и не скажешь – глядящих на плавно изгибающуюся линию горизонта. И если шохены находили какой-то смысл в созерцании сей, не сказать что странной, скорее уж своеобразной, картины, так почему бы и ему не попытаться? И временами ему казалось, что он видит то же самое, что и шохены. Вот только, в отличие от дзиттеров, он не мог понять смысл увиденного. А когда опускалась ночь и где-то невдалеке противными голосами начинали перекликаться кукуи, а может, какие другие твари, Чейт смотрел на темное небо и думал о том, что сколько бы имен и названий ни придумали для него прозаики и поэты, ночное небо навсегда останется чем-то непостижимым и странным для людей, каждый из которых, вглядываясь в море кромешного мрака, неизменно думает о чем-то своем. И почему так – никто не знает. Но и поделать с этим ничего нельзя. Да и нужно ли?