Так далеко, так близко…

— Ох, Джек, прости. мне очень жаль, что ты пестовал в себе эти чувства — гнев, крушение надежд. И, очевидно, многие годы. Но Себастьян не был твоим соперником, как же ты не понимаешь? Ты ведь был маленьким мальчиком. А он — мужчина, неотразимо привлекательный для женщин.

Джек тяжело вздохнул.

— Как говорится, с больной головы на здоровую… Наверное, это я чувствовал себя соперником. Ты это хочешь сказать?

— Да, Джек, да, — я наклонилась к нему. — Я хочу, чтобы ты сделал одну вещь для меня. И для себя, и это жизненно важно, поэтому, пожалуйста, будь внимателен, перестань разглядывать зал и послушай меня.

Он перестал и сказал:

— Я слушаю, Вив.

— Я хочу, чтобы ты поехал в Лондон. немедленно! Не теряя времени! Я хочу, чтобы ты встретился с Кэтрин привез ее в Экс‑ан‑Прованс. Я хочу, чтобы ты женился на ней сразу же, тогда и ребенок родится в законном браке.

— Зачем это нужно?

— Затем, что я хочу, чтобы ты начал новую жизнь. Я хочу, чтобы продолжилась династия Локов. ребенок, которого носит Кэтрин, — это будущее династии. А сама Кэтрин — твое будущее, Джек. Ты никогда не найдешь женщину, которая больше подходила бы тебе, чем она. И она тебя любит.

Он сидел и молча слушал каждое мое слово.

— Странно, — продолжала я, слегка улыбнувшись. — Я вдруг поняла, что Кэтрин любит тебя совершенно также, как я любила Себастьяна.

Он вопросительно посмотрел на меня, и я не могла не отметить, как он был похож в этот момент на своего отца. Он поднял темную бровь, устремив на меня синие глаза.

— А это как? — спросил он наконец.

— Всей душой, всем сердцем, всем рассудком.

38

Тишина, царящая на старой мельнице в Лормарэне, была отдохновительна, как я и предполагала. Вот почему я люблю возвращаться в Прованс, погружаться в покой своего дома, вновь открывая для себя его красоту и красоту сада.

В это последние две недели покой был просто Божьим даром. Я разбиралась в своих беспокойных мыслях, наводила порядок в душе.

Наконец‑то мне все ясно. Я все поняла и обо всем договорилась с собой.

Я изменилась.

Я никогда уже не буду прежней.

Я никогда уже не буду видеть мир так, как видела его прежде.

Эти перемены произошли с помощью событий, от меня не зависящих, — самоубийства Себастьяна, исповеди графини Зоэ, проницательности Кэтрин, моего нового знания о тех людях, которых я, казалось, хорошо знала, но, как выяснилось, не знала совершенно. И моего нового понимания себя самой. Я осознала, что сейчас я должна идти одна. Это отчасти стало ясно по тому, что я не могла принять на себя никаких обязательств по отношению к Киту Тримсейну. Но, впрочем, это я знала и раньше.

Мы с Джеком сблизились еще больше, возможно, из‑за того, что я так откровенно рассказала ему о Себастьяне, о своем новом взгляде на него. И как‑то помогла Джеку яснее увидеть будущее.

Наконец‑то Джек живет в мире с самим собой. Он поборол ненависть к отцу; сумятица в его душе улеглась. Следуя моему совету, он поехал в Лондон к Кэтрин и привез ее в Экс‑ан‑Прованс. Мы вместе уговорили ее стать его женой.

Они поженились вчера в шато д'Коз.

На свадьбу никого не приглашали. Мы втроем так решили. Присутствовали Оливье Маршан с женой, мадам Клотильда с мужем и кое‑кто из старых работников имения, которых Джек, Люциана и я помним с детства.

Люциана и Джеральд прилетели из Лондона, и Люциана держалась со мной так сердечно, что я изумилась. У нее счастливый вид, она поздоровела. Перемена так очевидна, что я подумала — уж не беременна ли она.

Ленч подали в саду. Был очаровательный майский день, цвела сирень во всем своем великолепии, а Кэтрин была такой красивой невестой в бледно‑розовом платье и фате, спадающей с рыжих волос. Джек в жизни не был таким нарядным. На нем был темно‑синий костюм, белая рубашка, серый шелковый галстук, и он напоминал отца, как никогда прежде. И таким счастливым я тоже никогда его не видела. Я очень волновалась за него, за них обоих. У них все будет хорошо. За эту чету я не боюсь.

Поднявшись из‑за письменного стола, я подошла к французской двери, выходящей в сад. Постояла немного, любуясь прекрасным вечером. Потом вышла на террасу.

Мои глаза устремились вдаль.

Солнце садилось, и небо на закате все время менялось. У меня дух захватило от сочетаний вермильона и оранжевого, переходящих в персиковый и золотой; фиолетового, перетекающего в аметистовый; лилового, очерченного бледно‑бледно‑розовым. Давно уже я не видела таких великолепных закатов.

Сияющий свет, струящийся из‑за темнеющих облаков, казался сверхестественным, словно исходил из какого‑то источника, скрытого за линией мглистых холмов.

Я смогла оторвать взгляд от этой потрясающей картины, только когда зазвонил телефон.

Я вошла в библиотеку и подняла трубку.

— Vieux Vjulin. — Слушаю.

— Madam Trent, s'il vous plait. note 15

— Это я. Юбер, это вы?

— C'est mois, Madame. Bon soir… note 16 — голос его прервался и дрожал, и он пытался овладеть собой.

Я поняла, что он хочет сказать, еще до того, как он опять заговорил.

— Графиня, да? — тихо спросила я.