Так далеко, так близко…

Вивьен Трент была заметно огорчена: она наклонилась вперед с несколько упрямым видом, как мне показалось, и сказала:

— Я буду с вами предельно откровенна, графиня. Я не только журналист, пишущий о Себастьяне Локе, но я еще и член семьи Локов.

Я молча кивнула.

Госпожа Трент сказала:

— Могу ли я объясниться?

— Конечно, прошу вас.

— Я знала Себастьяна с двенадцати лет. Моя мать была с ним в связи в течение шести лет. Когда она умерла, мне было восемнадцать, и он стал моим опекуном. Он послал меня в колледж и вообще принимал во мне участие. Мы поженились, когда мне было двадцать два, а ему — сорок два года. Мы прожили вместе пять лет и после развода остались друзьями. Развелись мы по обоюдному согласию. — Она замолчала и пристально посмотрела на меня.

— Понятно, — проговорила я.

— Я рассказываю это вам, графиня, потому что хочу объяснить, что очерк будет очень личным и доброжелательным. Я не собираюсь его критиковать, рисовать его портрет «со всеми бородавками». Напротив. И, конечно, о вашей дочери, докторе Ариэль де Гренай, я тоже буду писать в лестных выражениях.

— Я поняла вас. Спасибо за объяснение. Но я не знаю, что могла бы рассказать моя дочь, если бы вы с ней встретились. Хотя это все равно невозможно, как я уже сказала.

— Полагаю, она многое могла бы рассказать, — коротко заметила госпожа Трент. — В конце концов, она — последняя женщина, с которой он был связан. Связан лично, на основе чувства.

Я смотрела на нее молча, ожидая, что она еще скажет.

Некоторое время в комнате стояла тишина. Я понимала, что Вивьен Трент ждет от меня какого‑либо замечания, но я молчала.

Наконец, она заговорила:

— Графиня де Гренай, Себастьян говорил мне, что он хочет жениться на вашей дочери.

— Он так сказал?

— Да.

— Когда он это сказал?

— В прошлом октябре, в начале месяца. В понедельник в ту неделю, когда он умер.

— Вы были его единственным доверенным лицом, мадам Трент? Или другие члены его семьи же об этом знали?

Вивьен Трент покачала головой.

— Никто не знал, графиня, я была единственной.

Я ничего не сказала, и она спросила, слегка нахмурившись:

— Вы знали, что они хотят пожениться?

— Да, Ариэль мне говорила. Вы, видимо, были с ним в очень близких отношениях, если он даже после развода все вам рассказывал?

— Да, это так. Себастьян верил мне безоговорочно.

— Что он вам сообщил об Ариэль?

— О ней — немного: что она врач, ученый, работающий в Африке. Но он говорил мне о своих чувствах к ней, о глубине этих чувств.

— Вот как. Это необычно. Действительно необычно, принимая в расчет обстоятельства.

— Я этого не думаю.

— Но вы были его женой. Разве вам не было горько слышать, что он любит другую? Что собирается на ней жениться?

— Нет, вовсе нет! — воскликнула она пылко. — Я интересовалась его жизнью. Я любила его. Я хотела, чтобы он был счастлив, чтобы у него была любимая спутница жизни, также как он хотел этого для меня. Как я уже сказала, мы были очень, очень близки.

— Я поняла, что это так.

— Графиня де Гренай, ваша дочь работает в Африке. Мне бы хотелось поехать туда и повидаться с ней. Вы можете устроить мне это?

— Маловероятно, мадам Трент. С ней нельзя видеться.

— В институте Пастера мне сказали то же самое. Особа, с которой я говорила, объяснила, что на работает с инфекционными болезнями. И что доктор Гренай как бы… как бы в карантине.

— Это верно.

— А вы не могли бы объяснить, чем именно она занимается?

— Попробую. Ариэль — вирусолог. Сейчас она работает с вирусами, известными под названием «горячие вирусы».

— В какой‑то лаборатории в Африке? — госпожа Трент наклонилась вперед с настороженным и вопрошающим лицом.

— Да.

— А где именно? — не отступала она.

— В Центральной Африке.

— Вы не могли бы сказать точнее, графиня?

— В Заире. Она работает в Заире.

— С этими горячими вирусами?

— Да, мадам, я же сказала. Это ее работа. Она работает с ними семь лет, особенно над филовирусами.

— А это что?

— Иногда так называют нитевидные вирусы, «фило» на латыни означает «нить». Они очень заразны и смертельны. Смертоносны.

В дверь постучали, и Юбер внес поднос с чаем.

— Простите, мадам, — сказал он, — ставя поднос на старинный столик перед камином, — налить чай, мадам?

— Да, спасибо, Юбер.

— Это, кажется, очень опасные исследования, — пробормотала Вивьен Трент.

— В современной медицинской науке это — самая опасная работа, — ответила я. — Малейшая ошибка, любой промах, и она заражена. Если что случится, она, конечно, умрет. Вакцин против этих вирусов не существует.

29

Мы молчали, и она, и я, пили чай с лимоном, а потом Вивьен Трент сказала, поставив чашку:

— Кажется, я читала о горячих вирусах. Они редко встречаются, не так ли?

— Очень редко, но они на столько смертоносны, что я не могу даже думать о них, — ответила я. — Как я уже только что объяснила, против не существует никаких вакцин, никаких лекарств. Они убивают через несколько дней, и самым разрушительным образом.

— Как?

— Не нужно вам знать об этом, — ответила и отпила чаю.

Вивьен Трент не настаивала. Она спросила спокойно:

— Если я не ошибаюсь, они появились в Африке?

— Да, это так.

— Где именно?