Так Бывает

Холодный и полный презрения взгляд, который он мимолетно поймал? Или затаённую злость и даже, пожалуй, ненависть?

Да, он видел уже такой взгляд. Давно. Кажется, в прошлой жизни. У Лили.

– Ты в порядке? – отец бросил на него хмурый взгляд, – Выкинь из головы все, что успел надумать. Моя мама, она живет в выдуманном мире, где ее никто не может ослушаться. А в реальности, все не так, вот она и злится.

– Она твоя мама, – просто ответил, хоть ему заорать хотелось и выпросить у отца обещание, что никто и никогда не сможет разрушить их семью и их связь. Но молчал. В груди так потяжелело, что было трудно дышать, а мысли путались. И он предпочел молчать.

А еще ему дико хотелось к маме. Чтобы она, как в детстве лежала рядом с ним, держала за руку и рассказывала свои истории. А потом гладила по вихрастой макушке и прежде, чем уйти, целовала его в лоб, а потом еще с минуту стояла над ним и наблюдала за его сном.

Ему всегда казалось, что этим, минутным ожиданием и наблюдением, она охраняет его сон всю ночь, будто оставляла частичку себя, рядом с ним, до новой встречи.

– Кирилл, не воспринимай слова моей мамы близко к сердцу. Она вот такая, какая есть, и ваше общение не будет частым и длительным, только на праздники и все. Я клянусь тебе.

– Она не обидит маму?

– Я ей этого не позволю. У твоей мамы хватает защитников, не переживай.

Отец кивнул в сторону выхода из гостиницы, и Кирилл заметил у входа маму и какого-то мужчину, стоящего к ним спиной.

– Это Олег? Не пойму?

– Если это не Олег, то кажется, твоей матери очень не понравятся мои дальнейшие действия!

Кирилл внимательно посмотрел на отца, и успел уловить в его глазах дикий огонь злости и ревности, заметил сжатые кулаки и, вмиг помрачневшее выражение лица.

– Ты говорил, что она лежит чуть ли не при смерти, а она, видишь, цветёт и пахнет!

– Ты ревнуешь? Маму?

– Конечно, я ревную маму, она красивая, самая привлекательная и соблазнительная! Как я могу не ревновать? Она не считает меня своим мужем и имеет полное право на…. В общем, имеет.

– Мама любит только одного мужчину, и это ты. Остальных она, мне кажется, даже не замечает.

Дима на эти слова сына смог вздохнуть прерывисто, но ему хватило, чтобы красная пелена с глаз сошла, а руки расслабились и разжались.

«Не замечает».

Очень точно подмечено.

Потому что он сам никого вокруг, кроме своей Тани, не замечает, а недуг у них один на двоих, пусть она и не призналась ему в этом, в трезвом состоянии и незамутненном рассудке, но он и так все знал прекрасно.

А минутное помешательство, это всего лишь дурная слабость и ревность. Необоснованная.

Они вдвоём вышли из машины и направились к парочке.

Таня заметила их раньше, и в первое мгновение была счастливой и радостной, но потом что-то в ней переменилось, и глаза ее потемнели и налились гневом,– она начала переводить обеспокоенный взгляд с Димы на сына.

Олег, ничуть не изменившийся за время, что Дима его не видел, тоже обернулся к ним и пытался увидеть то, что так разгневало Татьяну, но не заметил ничего, что могло бы как-то Диме помочь или подсказать.

– Кирюха, а ты все растешь, а? Вот вроде недавно виделись, а ты смотри, опять вымахал, детина ты великовозрастная!

Олег шутливо осуществил захват, и Кирилл оказался притиснутым к нему, без возможности помешать мужчине лохматить и без того лохматую голову. И пока эти двое развлекались, Дима смог немного поговорить с Таней и убедиться, что ему не показалось: что-то в виде Кирилла ее расстроило.

– Что у вас случилось? – она набросилась на него дикой кошкой, шипела слова сквозь зубы.

– У нас все хорошо, а у вас?

– Дима, мне не до шуточек, на нем лица не было, когда вы из машины вышли! Что случилось? Вы поругались?

Дима должен был сказать, как и что произошло, чтобы и самому разобраться, и убедить Кирилла в том, что все, что он себе придумал, а так и произошло, видимо, неправда и правдой никогда не будет.

– Дай нам самим разобраться, пожалуйста.

– Он мой сын, и, если ты или кто-то другой только посмеет….

– Да-да, я понял, ты битой будешь им всем доказывать, как они не правы. Но только не мне. Во-первых, эту биту тебе подарил я, а во-вторых, он и мой сын тоже. И я не меньше твоего беспокоюсь о нем, и тоже готов искалечить любого, кто вздумает ему причинить вред. Но, Таня, он взрослый парень и не надо его опекать сверх меры, если он захочет тебе или мне рассказать, что его так огорчило тогда ладно, а так…

– Дима, я и так все это знаю, – она опустила взгляд на свою обувь, стараясь не смотреть в его глаза, – Просто мне сложно сдерживаться. Когда я была в его возрасте, и младше, никто не считал нужным драться за меня, и я помню, что думала о себе из-за этого чувства никому ненужности. И не хочу, чтобы и он переживал такое.

– У него есть мы, ты и я, а еще Олег, Саныч, у него есть огромная семья и его есть, кому защищать, но нельзя делать это постоянно…

– Потому, что он мужчина? Да, знаю.