Так было

В телеграмме, посланной Сталину, я сообщил, что по моим наблюдениям, большинство японцев проявляют готовность работать на нас, хотя работают они, как я выяснил, в данное время значительно хуже, чем до вступления наших войск, что это происходит в основном из-за неопределенности их положения.

И, конечно, всех волновало положение с продовольствием. После того как мы посчитали, сколько нужно продуктов питания для Сахалина, учитывая особые нормы для рабочих, для детей, для беременных женщин и больных, я попросил Сталина дать указание отправить на Южный Сахалин в течение октября-ноября 1945 г. 25 тыс. т необрушенного риса и 5 тыс. т сои. Я знал, что на Дальнем Востоке эти продукты есть и их не надо грузить из Москвы. Через день или через два я получил телеграмму, из которой явствовало, что все мои предложения приняты.

Надо было еще решить, как быть с торговлей, валютой, зарплатой, ценами, коммунальными вопросами, здравоохранением. Я сообщил Сталину о том, что командование на Южном Сахалине с моего согласия ввело хождение советского рубля по курсу: один рубль равен одной иене. Госбанк же предложил установить на Южном Сахалине курс: один рубль равен четырем иенам. Я не согласился с этим, понимая, что если принять такой курс, то существующая низкая зарплата рабочих, которая пока еще не может быть заменена без надлежащей подготовки советской зарплатой, фактически будет снижена в четыре раза в тех случаях, когда из-за отсутствия иен зарплата будет выдаваться советскими деньгами. Я писал также, что материальное значение этого вопроса тут, на Южном Сахалине, для нас небольшое, а отрицательное влияние на настроение рабочих и предпринимателей, находящихся под нашим контролем, велико.

И эта проблема была решена в соответствии с моим предложением.

Большой интерес на Южном Сахалине представляли для нас лесная, бумажная, угольная и рыбная промышленность. После ознакомления с этими отраслями я информировал Сталина о лесных запасах Южного Сахалина. Написал о том, что для лесозаготовок срочно необходимо оказать помощь: завезти топоры, поперечные пилы, а к наступлению морозов дать теплую одежду и обувь.

В телеграмме я высказал свои соображения и о создании на Южном Сахалине трестов и комбинатов, которые смогут организовать работу лесной, бумажной и угольной промышленности. В частности, я предложил обязать народного комиссара угольной промышленности Вахрушева направить на комбинат «Сахалинуголь» в двухнедельный срок 250 инженеров, техников и специалистов для использования их на руководящих работах в тресте и на комбинате.

29 сентября командующий Тихоокеанским флотом адмирал Юмашев передал мне телеграмму Сталина. В этой телеграмме говорилось: «СНК СССР постановляет: принять предложения, внесенные Микояном по вопросам лесной, бумажной и угольной промышленности на Сахалине».

На окраине Тайохары имелись питомники, где разводились черно-бурые лисы. Меня это дело интересовало, потому что, будучи наркомом внешней торговли, я много занимался пушным делом. Причем, как ни странно, не только продажей пушнины, но и производством ее, ибо тогда в состав наркомата входили все зверосовхозы и каракулеводческие совхозы страны.

Это получилось таким образом. Во время заседаний Политбюро я не раз жаловался, что пушное хозяйство, которое является большим источником валюты, поставлено у нас слабо, плохо развивается и каракулеводство. Однажды, когда во время заседания Политбюро я в очередной раз пожаловался на все эти обстоятельства, Сталин сказал: «Сколько директив писали, а дело не идет. Возьми все это хозяйство себе в наркомат, сам будешь за него отвечать. И не на кого будет тебе жаловаться!» Я ему говорил, что совершенно это дело ко мне и Внешторгу не имеет отношения, что Внешторг только продает каракуль, аппарат его никакого отношения к совхозам не может иметь. Но он настоял, говоря: «Аппарат не имеет отношения, но ты найдешь людей, ты умеешь такие работы выполнять». Поскольку такое решение было записано, надо было его выполнять. Собрал каракулеводов и расспросил их, что им мешает в работе, причем выслушал не только ученых, но и практиков вплоть до чабанов. Мы создали свой научно-исследовательский институт каракулеводства, который выводил породы, соответствующие требованиям внешнего рынка. И надо сказать, до 1949 г., пока я был наркомом, я этим делом занимался, и с большими результатами. Даже в войну эти совхозы продолжали развиваться, увеличивали поголовье. Конечно, эти совхозы были прибыльными, кадры в них устойчивыми. Я не давал местным органам менять кадры часто или устраивать «своих людей» в эти совхозы. И зверосовхозы стали большой отраслью хозяйства.

Поэтому я с интересом ознакомился с организацией пушных питомников на Южном Сахалине. В общем, они были похожи на наши, только меньше размером.