Так было…(Тайны войны-2)

Гитлер не стал слушать, перебил его в самом начале. Продолжал развивать прожекты по поводу нового наступления на Восточном фронте. Теперь возлагает надежды на какое-то мифическое тайное оружие. Действительно одержимый! Новая неудача под Курском на него ничуть не подействовала.

Но Муссолини все же рассчитывал извлечь кое-какую пользу из встречи в Фельтре. Может быть, Гитлер окажет некоторую помощь. После захвата противником Сицилии складывается угрожающее положение. В прямой помощи Гитлер отказал — все резервы брошены на то, чтобы заткнуть прорыв русских под Курском. А вообще — обещал подумать. Только с одним условием — оборона Италии и командование итальянской армией должны перейти в немецкие руки, в ведение германского генерального штаба.

«А как же я?» — едва не вырвалось у Муссолини.

Во время совещания вошел взволнованный адъютант Муссолини и доложил: Рим подвергся тяжелой бомбардировке. Дуче воспользовался случаем, прервал совещание и улетел. Все равно никакой пользы от пустых разговоров. В самолете корчился от боли — он опять ел всякую дрянь в присутствии Гитлера, изображал абсолютно здорового человека. А нужно бы сидеть на строгой диете… Боль отпустила перед самым Римом. Самолет вошел в тучу черного дыма, поднимавшегося от вокзала. Горели сотни вагонов… Да, он сам видел результаты первой бомбардировки Вечного города. Что может Муссолини возразить Гранди?

Но у Гранди есть предложение — Муссолини мрачно выслушал его. Гранди рекомендует ему отказаться от руководства страной… Хотя бы временно. Пусть король возглавит верховное командование. Следовало бы сформировать национальное правительство, все это разрядит обстановку, сплотит силы нации… Гранди говорил не совсем ясно — видно, у него не поворачивался язык произнести то, что он думает. Наконец выдавил — надо созвать большой фашистский совет. Муссолини ответил: «Посмотрим». Гранди настаивал — заседания ждут все члены совета. Ладно, если так, Муссолини согласен — соберутся в субботу в пять часов вечера. За два дня он успеет подготовиться…

Большой фашистский совет собрался 24 июня в Венецианском дворце в знакомой удлиненной комнате, выходящей окнами на площадь святого Марка. Отсюда с балкона дуче обычно выступал перед римлянами. Все те же ковры, картины Тициана и канделябры на стенах, тяжелые, будто литые, портьеры, громоздкая статуя дуче и рядом его троноподобное кресло. Напротив подковой расставлены стулья членов большого совета. Все знакомо, привычно, кроме атмосферы — напряженной, тяжелой, будто перед грозой.

Муссолини заставил подождать себя. Через окно он заглянул во внутренний двор. По каменным плитам расхаживали вооруженные карабинеры, мушкетеры из его личной охраны. Стояли пулеметы. Все это на всякий случай. Надо быть предусмотрительным!..

Зал заседаний большого фашистского совета служил как бы приемной дуче — его кабинет находился рядом. По этому поводу тайком острили — большой предбанник. Муссолини торжественно вошел в распахнувшиеся перед ним двери. Сел в кресло и открыл заседание. Он на две головы возвышался над остальными — он и его статуя…

Первым заговорил он сам. «Главное — не упускать инициативы», — думал он. К услугам мушкетеров надо прибегать в самом крайнем случае. Они дали клятву подчиняться одному дуче и никому больше…

Муссолини говорил о военном положении страны, напомнил о неудачах, резко обвиняя военных руководителей. Снова повторил фразу о глине и мраморе. С возражениями неожиданно выступил маршал де Боно. Дуче никак не ожидал выпада с его стороны. Откуда он взялся? Обычно молчал как рыба. Муссолини казалось, что он давно забыл о существовании де Боно. Маршала отстранили еще в абиссинскую кампанию. Сейчас он говорил, что нельзя без конца подрывать репутацию итальянского генералитета. Затем слово взял Гранди.

Дуче сидел бледный, нервно играя карандашом. Гранди доказывал, что в сложившейся ситуации власть надо передать королю. Говорил куда увереннее, нежели там, в кабинете, с глазу на глаз. Видимо, чувствует поддержку. Но самое главное в выступлении Гранди было другое — он произнес слово, которое хлестнуло Муссолини словно бичом. Гранди потребовал вотаре — голосовать.

Вотаре!.. Этого слова на заседании большого фашистского совета не произносили двадцать лет, с похода на Рим, с того момента, как Муссолини стал у кормила власти. Вотаре!.. Оно существовало как забытый символ.

Гранди сел и налил себе воды. Он волновался, но вид у него был упрямый и непреклонный. Потом выступил президент королевской академии Федерцони, министр юстиции де Марсико, затем… Галеаццо Чиано. Они будто все сговорились, повторяя одно и то же: «Вотаре».

Муссолини потерял самообладание — какая неблагодарность! Едва Чиано закончил речь, он бросил ему: