Так было…(Тайны войны-2)

Старшим оценщиком в бараке работал Соломон Дворчик — ростовщик и владелец ломбарда на углу Маршалковской улицы в Варшаве. Ройзман немного знал его по Варшаве — когда-то в трудное время с ним приходилось иметь дело… Утром, придя в барак «гольд-юден», Дворчик занимал свое место в центре за столом, возле ювелирных весов, прикрытых большим стеклянным футляром. Дворчик снимал колпак и начинал священнодействовать — он взвешивал золотые вещи, осматривал драгоценные камни, старший оценщик брал на ладонь перстни, браслеты, кулоны, подносил их к свету и, склонив набок большую лысую голову, пристально глядел на них сквозь очки. Потом он тут же уверенно называл цену. Дворчик делал это с таким спокойным видом, будто сидел в конторке своего ломбарда, заставленного всевозможными случайными вещами.

Иногда между ним и гранильщиком Блюмом возникали споры. Блюм также считал себя знатоком драгоценных камней. Спорили о величине алмазов, игре цветов, о свойствах камней, оттенках агатов, стоимости ожерелий, кулонов, перстней. Спорили горячо, в каком-то самозабвении, пока кто-то из сидящих за столом не прерывал их:

— Господа, какое это имеет значение! Не все ли равно — разве нас не пошлют на огонь?..

Спорщики умолкали, в бараке наступала гнетущая тишина, брошенная фраза возвращала людей к страшной действительности. Давила обреченность, бессмысленность всего того, что каждый здесь Должен был делать. Некоторое время работали молча. Блюм стачивал монограмму, Гинзбург склонился над луковицей золотых часов, подтягивая ослабевший винтик, крохотный, как маковое зерно. Дворчик священнодействовал над весами.

Тишину нарушал простуженный голос Дворчика:

— Кулон золотой, пятнадцать унций… Перстень с бриллиантом, два карата… Черепаховый гребень с розовым жемчугом…

Натан взглянул на Дворчика, на его тонкие руки, на длинные пальцы, утолщенные в суставах, походившие на сухие бамбуковые стебли. Эти пальцы держали черепаховый гребень его матери. Натан с ужасом уставился на такую знакомую вещицу. Он вновь увидел перед собой мать, смотревшую на него из толпы, ее округлившиеся, как у безумной, глаза, услышал ее крик…

— Стойте! Это вещи моей матери!.. Стойте, говорю, Соломон Дворчик… — В полу-истерике Натан повторял что-то невнятное.

Оценщик недоуменно посмотрел на него поверх очков.

— Не надо кричать, Ройзман. — Дворчик сказал это безразличным голосом. — Вы покойник, как говорит Комка, а покойники ведь не кричат, господин Натан Ройзман. Не кричат. Пишите — гребень черепаховый с розовым жемчугом… Сколько же он будет стоить? Как вы думаете, господин Блюм? Я думаю, это персидской работы, из Хорасана…

— Ни в коем случае! — Гребень перешел в руки Блюма, — Вы путаете, господин Дворчик. Медана близ Хорасана славится бирюзой. Там никогда не было жемчуга. Гребень багдадской работы… Вы ошибаетесь, господин Дворчик. — Блюм торжествующе поглядел на Соломона Дворчика, словно уличил его в вопиющем невежестве.

— Я никогда не ошибаюсь… Запишите…

Кроме того, что Натан собирал драгоценные вещи, он исполнял обязанности писца и переводчика документов, которые сваливали в углу барака под нарами. Под диктовку Дворчика он делал также опись драгоценных вещей. Комка передавал эту опись начальнику лагеря, а копию прятал в другом бараке под грудой старой одежды. Сейчас Натан не мог написать ни единого слова. Руки дрожали, глаза застилал и лажный туман. Голос Дворчика доносился издалека.

— Вы пишете, Ройзман?.. Гребень с розовым жемчугом… Двенадцать жемчужин… Вы говорите, он принадлежал вашей матери? Может быть. За свою жизнь я понял, что люди лишь временные спутники дорогих вещей. — Дворчик рассуждал, не прерывая работы. — Вы и я, все мы — случайные спутники. Кто носил гребень до вашей матери? Не знаете!.. А кто будет носить его теперь? Тоже не знаете! Значит, хозяева исчезают бесследно, а вещи — золото, камни продолжают жить.

— У нас в Роттердаме, — Блюм поднял голову, — говорят, что в бриллиантах сияют глаза гранильщиков. Сами они слепнут, а теплоту глаз передают камням.

— Это выдумка, господин Блюм, — возразил Дворчик. — Алмазы живут сами, и свет их холодный. Я больше всего люблю бриллианты. Вы знаете, как я спас свои камни? — Дворчик понизил голос. — Когда в мой ломбард пришли господа из гестапо, я сразу смекнул, что им от меня надо. Но не тут-то было! Бриллианты я высыпал в стакан с недопитой водой. Стакан стоял на моей конторке на самом виду, и на него не обратили внимания… Представляете, как я их перехитрил! Чистый алмаз в воде невозможно увидеть. Бриллианты забрали у меня только здесь, в лагере. Может быть, это вы взяли их под расписку. Вы не кричали тогда… Сколько вы собрали ценностей, господин Ройзман? У меня все отняли, но я наслаждаюсь чужими алмазами, рубинами. Вот они!.. Они будут жить дольше, чем мы с нами, не так ли?.. Я тоже уверен в этом… Смотрите, как играют рубины на этом колье! Настоящий цвет голубиной крови. Я уверен, что рубины из Бирмы. На этот раз вы согласны со мной, господин Блюм?.. Но что с вами, Ройзман?