Так было…(Тайны войны-2)

Там — это за лагерем у машины, когда Василий первым спрыгнул на немца и свалил его с ног. О происшедшем, будто сговорившись, они всю дорогу не вспоминали. Даже непонятно почему. Вероятно, просто не было времени. Все мысли, все внимание было направлено на другое. Сначала бежали, задыхаясь и падая, в тесных ходах сообщения. Бежали до боли в глотках. Василий, вероятно, только через час сообразил, что все еще держит в руке самозарядную винтовку, хотя ней не осталось ни одного патрона. Вытащил затвор, откинул в сторону, а винтовку что есть силы ударил о камень. Тогда вдруг и заболела раненая рука. Бежал, шел дальше, прижимая ее к груди. Боль становилась порой глуше, терпимее, потом руку снова тянуло, как больной зуб.

Минута борьбы, которую они пережили, дала им свободу, вернула к жизни. До этого в лагере было только существование. Свалка у машины, борьба с эсэсовцами не только спасла от смерти, но как бы восстановила полноценность их жизни, дала возможность действовать, сопротивляться.

Сейчас они впервые заговорили о событиях минувшего дня.

— Там другое дело, — ответил Василий на вопрос товарища. — В ярости все забудешь. А хорошо получилось, Андрей! Жаль только, двух упустили. Я бью, думаю — осечка, а оказывается, не заметил, как все патроны извел… Где теперь остальные?! Может, переловили.

Василий оживился, вновь переживая схватку, но Андрей перебил его:

— Пора дальше, Василь. Передохнули — и хватит.

— Может, заночуем здесь? — неуверенно спросил Василий. — Забьемся в солому и заночуем.

Андрею и самому не хотелось уходить отсюда. Скирды соломы казались обжитым пристанищем. Ныла грудь. Начинался озноб. Давала себя чувствовать старая рана. Как бы хорошо сейчас привалиться и задремать… Нет, надо идти. Дойдет ли только Василий? А в село нельзя — немцы по всей округе небось подняли тревогу. Но куда же идти?

Василий сам себе возразил:

— Нет, здесь тоже оставаться нельзя. Застынем, возьмут, как кур, голыми руками. Пропадем… Иди ты один, говорю.

— Да что ты опять за свое! — обозлился Андрей. — Никуда один не пойду. А взять в самом деле могут, как кур. — Для Андрея это было самое страшное — вновь попасть к немцам без сопротивления. Вдруг у него родилась очень простая мысль. — Послушай, Василий, а какая разница, что мы пойдем или останемся на месте. Ну, к рассвету пройдем еще пять, еще восемь километров. Для немцев на машинах это десяток минут. То же на то и выйдет… Пойдем в село!

Василий не возражал. Он едва держался на ногах. Вновь заломило всю руку — от локтя до пальцев. А пальцев-то нет. Почему же болят они?..

Миновав скирды, подошли к плетням. Задворками пошли вдоль села. Избы теперь уже отчетливее выступали из белого мрака. В одном месте плетень был сломан, и, протиснувшись в щель, они очутились на огороде. Андрей угадал это, споткнувшись о капустную кочерыжку. Дощатый забор, отделявший двор от огорода, всего был метра полтора высотой, но истощенным и обессилевшим людям он показался очень высоким.

Во дворе, против сеней, стоял сарай с крытым навесом. Посреди двора виднелась арба с поднятыми кверху оглоблями. Правее, рядом с забором, через который перебрались беглецы, была, видимо, конюшня, оттуда доносился мирный лошадиный храп и хруст сена. Одно окно крестьянской мазанки выходило во двор, и сквозь закрытые ставни просачивался бледный и немощный лучик света. Андрей подошел к окну и приник к щели. Сквозь заиндевевшие стекла ничего не было видно, но кто-то, очевидно, ходил по избе — тень то исчезала, то снова заслоняла окно.

— Иди стучись, — прошептал Андрей, — а я стану под навесом. В случае чего — буду стрелять. Хоть три патрона, да есть…

Василий поднялся на крыльцо, звякнул щеколдой. Тишину ночи нарушил металлический стук.

— Тише ты! — не выдержал Андрей. Ему показалось, что Василий застучал слишком сильно.

В избе не услышали. А может быть, не хотели открывать. Василий осторожно постучал еще раз. Снова тишина. Луч света, падавший через ставню, пополз в сторону, упал на рубленую стену конюшни и пропал. В тот же момент в сенях послышался шум, скрипнула распахнутая дверь.

— Кто там? — неуверенно спросил женский голос.

— Отвори, хозяюшка! — возможно спокойнее ответил Василий.

— Да кто ты? — снова спросила женщина.

— Свои…

Женщина стояла за дверью, с кем-то шепталась, очевидно советовалась. Послышался другой, уже мужской голос:

— Тебе чего надобно? Кто ты такой?

— Свои, — повторил снова Василий.

— Свои! — передразнил суровый, ворчливый голос. — Нонче все свои, только гляди в оба. Чего надобно-то, спрашиваю.

— Обогреться хотим…

— А сколько вас?

— Двое.

— Ну глядите! — почему-то угрожающе сказал хозяин.

Загремел засов, и на пороге появился бородатый старик холщовых штанах и самодельных войлочных туфлях-валенках с отрезанными голенищами. Рубаха в голубоватую полоску, с расстегнутым воротом была подпоясана тонким шнурком. Сзади стояла женщина средних лет и держала над готовой тусклую жестяную лампу с пузырем, заклеенным куском бумаги.

— Второй-то где?

— Вот я, — ответил Андрей, выходя на свет. Он спрятал автомат за спину.