Так было суждено

Присев на край кровати, Марина ласково отобрала у кареглазой Хряка и, поменявшись с ним местами — нет, тут Юля уже ни за что никого не держала, — притянула к себе насупившуюся девушку и, прижав к себе, нежно произнесла:

— Ну, ты и дубина.

— Я знаю, — буркнула Юля.

— Вечно нафантазируешь себе невесть что, а потом сама же мучаешься.

— Я знаю, — вновь буркнула кареглазая.

— А потом…

— Да знаю я!

Марина замолчала и радовалась тому, что в темноте можно скрыть улыбку. Почему девушка улыбалась, пусть останется тайной за семью замками, семью печатями, семью проклятиями, которые превратят любого, кто осмелится узнать причину улыбки, в толстую лысую выдру.

— Зачем ты к ней ходила? — тихо спросила Юля.

— Наставить на путь истинный.

— Почему ты ей помогаешь даже сейчас? Она ведь… — кареглазая вывернулась из рук Марины и, сев так, чтобы лицо светловолосой оказалось напротив её собственного, продолжила: — Она ведь столько гадости причинила, и боли, и вообще…

— Каждый заслуживает того, чтобы его простили.

— А иначе?

— Бензопила, — усмехнулась девушка.

— Вот это мне уже больше нравится, — коварно прошептала Юля и за воротник притянула к себе девушку.

Послелюдия

Вы замечали когда-нибудь то, что время играет с нами? Что оно, допустим, тянется медленно, словно старая, прилипшая к чему-нибудь жвачка, или же наоборот, идёт семимильными шагами, а вы за ним не поспеваете и лишь едва успеваете кричать вслед: «Эй, время! Чёрт тебя дери, куда ты так торопишься? Мне же так хорошо, не надо течь так быстро!» А время не слушает. Оно никогда никого не слушает. Может быть так, что судьба вступится за человека, но такие случаи — редкость. Думаю, все уже догадались о том, что время растягивается и кажется бесконечно долгим, что ещё чуть-чуть, и человек подумает, что оно и вовсе остановилось и стрелка на часах не движется — причём, ни одна, — только тогда, когда происходит что-то малоприятное или, если уж посмотреть суровой и непоколебимой правде в глаза, совсем неприятное. А когда человеку хорошо, когда ему хочется взлететь в небеса от необъятного счастья, время скачет бешеным галопом. Так было и на острове: как минул уже май месяц, не заметил никто, кроме Киры, Иры да ещё пары человек. Для всех остальных дни пролетели незаметно, словно быстро унесённые шкодливым временем в прошлое.

Почему было тяжко Кире, тут и к гадалке можно не ходить. Девушке стоило неимоверных усилий отпустить всё то, что грызло её изнутри. Вырывать то, что уже пустило корни, очень трудно, но Кира пока справлялась. Разумеется, бросаться на Юлю — только если с монтировкой, — девушка не хотела, обнимашек не желала, а о более близком контакте и вообще боялась думать. Ей хватало и того, что она видела кареглазую каждый божий день, слушала её бесконечную тарабарщину про динозавров — а на пару с Яной Юля и вовсе про драконов с девственницами такие истории наворачивала, что даже у Марины, тихо шифером шурша, крыша съезжала не спеша.

Ире же было трудно видеть в школе Яну и Аню. Неважно: вместе или по отдельности — хотя вместе всё же больнее. Но голубоглазая благодарила судьбу за то, что девушка смогла выговориться, пусть и не полностью, Марине, что она больше не живёт с Аней в одной комнате, что она не в одном классе с сероглазой и рыжей. Хотя, если посмотреть на проблему со всех сторон, неприятного и скребущего ощущения не убавилось. Просто поводов переживать было меньше, хотя и это плюс, как говорила сама себе Ира. Если Аня счастлива, если она и правда этого хочет, то зачем мешать человеку быть счастливым? Конечно, Юля, когда Марина отсиживала свои часы в «колонии» строгого Совета, сразу же шла к голубоглазой и прихватывала с собой какую-нибудь гадость: чипсы, семечки, желатинки, доширак и т. д. — а там уже девушки наедались всякой дряни, потом запивали всё это несколькими таблетками угля и сидели довольные как питоны после встречи с нерадивыми кроликами.

Виталик собирался бросить школу, вернее, уволиться и уехать назад к своей бывшей жёнушке, но когда он зашёл в кабинет директора, а там оказалась Марина, то услышал поучительную лекцию от своей же ученицы. Светловолосая просветила мужчину насчёт того, что они с Юлей уже выпускаются, так что не за чем страдать и корчить из себя мученика, который уезжает, лишь бы бабам было айс. Виталик покряхтел, похрюкал, почесал затылок, обнаружив там склад интересных мыслей — и вошиков, беда… — всё-таки согласился, порвал в клочья бумажку и поулиточил к своему кабинету.

Так как девушки уже выпускались, нужно было что-то делать с Арчибальдом. Так как молодой кошак был вручен непосредственно Марине, то девушка, чихая и ещё раз чихая, вручила его брату, а Витя, в свою очередь, отвёз его домой и сказал родителям, что это кот из породы кашакисис мяумячис толькопопробуйвыкинутьменяиздомаскотинатис. Родители подозрительно взглянули на кота благородных кровей, похрустели извилинами и в конечном итоге согласились оставить его — тем более что Витя сказал, что отдал за него кучу зелёных президентов.