Так было суждено

— Боже, хорошо. Но только спать!.. Теперь отпустишь меня? — мягко поинтересовалась девушка.

— Ты же теперь на мне сидишь, — недовольно буркнула Юля.

— Не нравится? — вскинув одну бровь, Марина наклонилась к самому лицу кареглазой, а затем, видя, как изменяется в лице девушка, встала и пошла переодеваться. — У тебя очень мило меняется выражение лица, авторитет ты мой безжалостный…

— Правда безжалостный! — обиженно крикнула Юля.

Обиженность сразу же смыло, стоило Марине начать раздеваться. С интересом глядя на обнаженную спину светловолосой, Юля взбила подушку и, устроившись поудобнее, стала смотреть дальше.

— Продолжай… — протянула Юля.

Светловолосая тотчас же развернулась и возмутилась, когда увидела, с каким лицом на нее смотрит Юля, попивая при этом сок через трубочку. Спустя минуту-две светловолосая уже выключила свет, отобрала у ребенка сок, за что чуть не получила по голове, потому что «КУДАЗАБИРАЕШЬМОЕГОМАЛЕНЬКОГОЯЖЕЕЩЕНЕДОПИЛАСОК», и устроилась рядом с довольной кареглазой.

— Спокойной ночи, чудо, — Марина легонько дотронулась губами до щеки Юли.

— Я не хочу спать, — буркнула кареглазая.

— Да? А что же ты хочешь? — усмехнулась светловолосая.

Юля не ответила, так что Марина сама додумала, что же возжелала девушка.

— Слушай… — тихо начала Юля, — ты ведь уже поговорила с Кирой, да? Все нормально?

Внутри у Марины что-то предательски дрогнуло, но тотчас же успокоилось, поэтому, собравшись с духом, светловолосая дотронулась до горячей щеки Юли и шепотом произнесла:

— Да, все в порядке.

— Точно?

— Точно.

— Правда?

— Правда.

— Совсем правда?

— Совсем правда.

— Совсем точно?

— Совсем точно.

— Ты уверена?

— Уверена.

— Это твой окончательный ответ?

— Это мой окончательный ответ.

— А в этом ты уверена?

— Я уверена в том, что я могу сломать кому-нибудь нос, — мягко произнесла Марина.

— Мне?

— Нет, блин, себе, — тихо ответила девушка.

На Юлю злиться и раздражаться из-за нее же почему-то у светловолосой не получалось.

Притянув к себе девушку, светловолосая обняла Юлю и все тем же шепотом спросила:

— У тебя что-то с Надоединым? — как Марина не старалась, голос все равно подвел ее. Даже он может дрогнуть в самый ответственный момент.

Юля долго не отвечала, а затем еще тише, чем Марина, произнесла:

— Давай я расскажу тебе все тогда, когда поправлюсь…

— Если я доживу до этого момента, — тихонько рассмеялась девушка.

— Просто знай: у нас с ним ничего нет.

Светловолосая облегченно вздохнула. Еще бы: ведь когда она ждала ответа, вся девушка натянулась как струна. Ожидание всегда дается тяжело, особенно если это ожидание ответа на подобный вопрос.

— Хорошо, — прошептала Марина. — Потом, так потом. Я не настаиваю.

— Спасибо…

— Теперь спать, — в голосе послышались строгие нотки.

— Да, спокойной ночи, — Юля положила голову Марине на плечо и спустя пару минут заснула.

Пробуждение было более чем внезапным, более чем необыкновенным, более чем громким и вообще просто более. В комнату бесшабашным вихрем ворвалась Яна. На девушке была расстегнута рубашка, вернее сказать, не до конца застегнута, наспех натянуты джинсы и с грустью натянут один несчастный розовый носок.

Прямо с порога с самым что ни на есть воодушевленным и решительным выражением лица, Яна простерла руки к просыпающейся Марине и недовольно бурчащей что-то под нос Юле — кареглазая хваталась за уходящий сон руками и ногами, ну, думала, что хваталась именно за сон, а в итоге вышло, что за светловолосую; впрочем, Марина была не особо против.

— Ты одежды по спальне швыряла,

Я рыдал, я молил: — Помолчи! —

Ты в ответ то, как сыч, хохотала,

То, как ведьма, вопила в ночи.

Я смотрю, раскаляясь до дрожи,

Как ты жжешь за собою мосты.

О, как хочется, господи боже,

Обругать тебя хлестче, чем ты!

Вспоминаю, как мы распалялись,

Виноваты, грешны и правы,

Как два носа друг в друга вжимались

В двуединстве сплошной головы.

В середине порочного круга

Две прически, как змеи, сплелись,

Две подушки вцепились друг в друга,

Две рубашки в лохмотья рвались.

А о том, как мы зло целовались,

Не расскажут ни проза, ни стих:

Языки наши в узел связались,

Лишь к утру мы распутали их.

О, как страстно, как жутко дышалось,

Но лишь стих опаляющий шквал,

Двуединство с рычаньем распалось

И в два голоса грянул скандал!

Шел скандал двухэтажно и длинно,

Двуедино, двулико и всласть,

Но ругались твоя половина,

А моя – обнажено тряслась.

Взгляд змеи и ни грамма надежды.

— Ну, прощай! — Ты покровы рвала,

И, швырнув мне ночные одежды,

Ты дневных, уходя, не взяла.

И ушла ты, прихлопнув дверями

Все мольбы. Но я местью дышу.

И о том, что творилось меж нами,

В дикой страсти, глухими ночами,

Я еще и не то расскажу!..

Когда сероглазая закончила с чувством рассказывать стих, и когда Юля подбирала с подушки упавшую челюсть, Марина, поправляя на себе футболку, с невозмутимым выражением лица произнесла:

— И тебе доброе утро, Яна. Вижу, с Аней у вас все наладилось, с чем тебя и поздравляю. Даже представить себе не могу, насколько сильно ты замучила бедное дитя, раз у тебя осталось время на то, чтобы выучить стих.