«Так… я ударила Мандарину… Мне пипец… Мандарина плачет… Утром мне двойной пипец и, как бонус, харакири… Ко всему прочему меня еще, оказывается, и ненавидят… Тройной пипец…» — мысли еле-еле перекатывались в голове у кареглазой, с оглушительным звуком ударяясь о стенки черепной коробки.
— Да я и сама себя периодами ненавижу… — неуверенно улыбнувшись, начала Юля. — Будем ненавидеть меня вместе?
Если бы не дорожки от слез, образовавшиеся на плече у Юли, девушка ни за что бы и не догадалась, что Марина плачет. Светловолосая дышала ровно, плечи не вздрагивали, как это обычно бывает, когда человек плачет. Девушка настолько себя контролировала, что достаточно быстро взяла себя в руки.
Марина ничего не ответила и лишь пыталась полностью совладать с собой. Кареглазая поняла, что словами делу не поможешь, да и не мастер она складывать слова, чтобы они поражали свою цель. Неуверенно подняв руку, девушка аккуратно и ободряюще похлопала старосту по спине, однако та внезапно отстранилась. Все произошло настолько резко и неожиданно, что Юля сразу и не поняла, что случилось, и отступила на шаг назад.
— Не трогай меня… хватит, — последнее было сказано так, будто кареглазая уже успела до чего-то дотронуться.
— Да я же… — прошептала Юля, непонимающе смотря на Марину.
— Уйди, — негромко, но твердо произнесла светловолосая.
Юля уже готова была обидеться на человека, как внезапно ее пронзило. Так бывает, что живешь себе, никого не трогаешь, а потом — бац! — и внезапно видишь то, что раньше не видел и попросту не замечал.
Девушка молча вышла из комнаты.
В коридорах никого не было, что неудивительно. Юля не знала, который сейчас час, но смутно подозревала, что уже больше одиннадцати вечера. Проходя мимо комнат, кареглазая то и дело удивлялась, как много народу еще не спит: кто-то играл на гитаре, кто-то пел, кто-то просто что-то дубасил с криками: «СПАРТА!» и «Я убью тебя, лодочник!» — в общем, почти все не спали и были чем-то заняты. Однако многие уже давно видели десятый сон — Юля поняла это потому, что из тех комнат не доносилось ни единого звука — и мирно сопели в обе дырочки. Или, судя по тому, какой шум и гам стоял в соседних комнатах, уже не мирно, уже не сопели, уже не в дырочки.
Юля решила дойти до конца коридора и там присесть на широкий белый подоконник, притвориться ванилькой. Оставалось только сделать забавную гульку, надыбать чашку горячего кофе и говорить, как не хватает ЕГО. Однако этим планам не суждено было сбыться: прямо за спиной раздался голос Жанны Владимировны:
— Почему не спим?
Сначала кареглазую пронзили тысячи маленьких ледяных осколков, но потом девушка вспомнила, что учитель не комендант, да и вообще у преподавательницы какой-то подозрительно приятный голос, будто бы она говорила что-то с улыбкой на лице.
— А почему Вы здесь? — вопросом на вопрос ответила Юля. — Мне казалось, для учителей есть отдельное общежитие, если они не ездят каждый день к себе домой…
— Помогала сдавать нормативы, — загадочно улыбнулась Жанна Владимировна.
Учительница говорила так спокойно и непринужденно, словно заранее знала, что Юля никому ни о чем не расскажет. В целом, кареглазая никогда и не была доносчиком, но такая неосмотрительность со стороны преподавательницы Юлю попросту поразила.
— К-какие такие нормативы? — спросила Юля, вспоминая о том случае с Яной, свидетельницей которого стала непосредственно кареглазая. — Разве внеклассные занятия или дополнительные не проводятся, ну… днем хотя бы? Или вечером? Ну, просто ночью как-то…
Тут до кареглазой дошло, о чем ей только что сказали. Теперь девушка понимала, о каких нормативах шла речь. Что-то из оперы «помогу ученице пропахать на матрасе несколько миль». Глаза Юли расширились.
— Хороший балл по моему предмету хочешь? — хитро сощурив глаза, спросила брюнетка.
— А… э…
— Отлично. То, что я случайно забыла поставить несколько n-нок в журнале, думаю, ты мне сможешь простить.
И с этими словами Жанна Владимировна удалилась.
Юля смотрела вслед удаляющейся фигуре и боялась даже моргнуть.
— Что сегодня творится вообще? — прошептала девушка.
— Привет тебе! Ты почему не спишь И ночью бродишь здесь одна? Эй, Юля, почему молчишь? Ты почему сейчас грустна? — тихо прошелестел нежный голос прямо рядом с кареглазой. Девушка безошибочно определила, что это Аня. Никто больше не мог так мелодично говорить.
— Да я тут… гулять просто ночью захотелось. Не спится что-то… А ты почему здесь? — чуть улыбнувшись, спросила кареглазая. — Это ваша с Яной комната? — девушка кивнула в сторону приоткрытой двери, возле которой стояло рыжее чудо.
Аня хотела уже что-то ответить, но тут, внезапно услышав имя Яны, заметно погрустнела и отвела свои большие печальные глаза в сторону. Аня была тем человеком, который не скрывает ничего. Все, что происходило у нее в душе, тотчас же запечатлевалось у нее на лице. Оттого все, что бы она ни говорила, принималось за правду, так как девушка не умела да и не хотела врать. Ее принцип был такой: хочешь смеяться — смейся, хочешь плакать — плачь, только оставайся самим собой.