Мы находились во второй линии окопов; бой шел на первой линии, до которой было около трехсот метров. Путь к ней шел через овраг. Часть этого пути простреливалась противником, а сам овраг был в относительной безопасности. Стал спускаться в овраг. Только сделал несколько десятков шагов, как с разных сторон засвистели пули. Я упал на землю, как бы убитый. Свист пуль некоторое время продолжался. Инстинктивно я стал потихоньку придвигать к себе близлежащие камни, чтобы спрятать за ними голову, не то можно было погибнуть даже и от шальной пули. Потом воспользовался затишьем, вскочил и быстро побежал вперед. Пули засвистели снова. Я опять упал. В это время я подумал, что вообще, выскочив в овраг, я сделал глупость, проявил горячность: ведь меня могли легко убить или ранить. И все это в такой момент, когда нет ни командира бригады, ни командующего отрядом.
Турки, видимо, решили, что я убит, и перестали стрелять. До безопасной зоны оставалось не более двух десятков шагов. Я вновь рванулся вперед и ввалился в овраг. Чувство какого-то облегчения овладело мной. Я стал спокойно подниматься по склону горы к передовым окопам. Находившиеся там солдаты оборачивались, удивлялись, откуда я взялся. Выяснилось, что настроение у солдат хорошее, патроны и хлеб есть, жалоб особых нет. Солдаты расспрашивали меня об общем положении на фронте.
Командиры рот мне очень понравились, им можно было верить. Мое появление у них, судя по всему, тоже произвело хорошее впечатление. Но они по-товарищески журили меня за то, что я подверг себя такой опасности и к тому же неправильно выбрал путь. Оказывается, надо было идти через овраг чуть дальше: там простреливалось значительно меньшее расстояние. Один из красноармейцев, который хорошо знал именно этот, менее опасный путь, проводил меня. Отпуская меня, командир роты предупредил, что, когда я достигну опасной зоны, они откроют сильный ружейный огонь и тем отвлекут от меня внимание турок. Так все и произошло. Я благополучно вернулся назад.
С наступлением темноты наши части стали сниматься и организованно отходить в сторону города Шемахи. Турки не заметили отступления и не преследовали нас. Наши части расположились на холмах перед городом.
В Шемахе я застал командующего отрядом Казарова. По его виду никак нельзя было сказать, что он серьезно болел. Я не знал еще тогда, что он уже давно за моей спиной договорился с Амазаспом о сдаче фронта. Но тогда подозревать их в предательстве у меня не было оснований.
На следующее утро я проверил, как идет эвакуация раненых. Проследил, чтобы их всех удалось вывезти.
В середине дня вдруг подбегает ко мне командир одной роты и докладывает, что его солдаты без разрешения снялись с позиции и уходят по соседней улице в сторону Баку. Мы с ним побежали на ту улицу. Увидя толпу солдат, действительно идущих в направлении Баку, я выхватил револьвер и закричал: «Стой, стрелять буду!» Уверенности в благополучном исходе своего поступка у меня не было. Я понимал: их много, они вооружены, а нас двое, я к тому же угрожаю револьвером; что им стоит убить нас? Однако я еще раз крикнул. Солдаты остановились и по моему приказу вернулись обратно.
Как раз в этот момент в Шемаху прибыла часть отряда Петрова. В моем распоряжении оказалась надежная группа матросов, к тому же на грузовике и с пулеметом.
Когда стемнело, мы подняли пехоту, оставив конницу в арьергарде, на подступах к Шемахе. Тут я впервые стал серьезно думать о странной позиции командующего отрядом и заболевшего командира бригады. У меня мелькнула мысль: а нет ли у них какого сговора, уж очень дружно они «заболели» и как-то подозрительно схожи были их рассуждения.
Совершенно промокший, уставший, в эту ночь я впервые в жизни спал, сидя верхом на коне. Засыпая, я вдруг чувствовал, что падаю, сразу просыпался. И так много раз.
В Маразах я остановился отдельно от командующего отрядом, в крестьянской избе. Поскольку из Баку мне обещали, что скоро приедет Шеболдаев, я спокойно лег спать.
Встаю на другой день и вижу: все войска построены. Впереди на конях командующий отрядом и неожиданно появившийся командир нашей бригады. Оказывается, уже дана команда двигаться в сторону Баку, прибыть в район водокачки, в нескольких километрах от станции Сумгаит.
Я был поражен: как это без меня, комиссара, было принято такое решение? Чем оно вызвано? Ведь турок не видно, зачем же так поспешно отступать? С этими вопросами я обратился к Амазаспу. Он ответил: «Командую бригадой я, и сам отвечаю за свои действия» – и двинул коня вперед. Я остановился, ошеломленный всем происшедшим.