Так было

Федотова откинулась на спинку стула. Ей нездоровилось. Знобило. Широкое лицо осунулось. Темные полукружия залегли под глазами, запали щеки. Коротко остриженные светлые волосы висели сосульками. Иногда по телу прокатывалась горячая волна, и тогда лоб покрывался испариной. Но уже через минуту зябкая дрожь сотрясала тело. Видимо, простудилась.

По пути в «Новую жизнь» она заехала в контору МТС обсушиться, согреться, сменить лошадь. Заехала на часок, а застряла на полдня. Пока разговаривала с директором МТС, пришел завуч местной школы, потом пожаловал председатель сельпо, следом — директор детского интерната. У всех были к ней неотложные дела. Вот и просидели почти до вечера. Погода совсем испортилась. И самочувствие — никудышное. Сейчас бы напиться вдоволь крепкого морковного чаю да на горячую русскую печь. Испытанное средство от простуды. Но — увы. Пока не до себя.

Полина Михайловна с трудом поднялась на ноги, подошла к окну. Настоящая метель. Снег мокрый, крупный. Целыми лепехами валит на жидкую грязь. «В такую погоду добрый хозяин собаку не выгонит: пожалеет. А мне тащиться еще шестнадцать километров. Шамов вовремя заболел. Он все ухитряется делать вовремя. Хотя здоровье-то у него, видно, не очень. Лицо желтое, кашляет. Да только совсем здорового-то сейчас здесь и не найдешь». Вспомнила последний разговор с Шамовым. Поморщилась. «Не мытьем так катаньем»… Хорошо, что взяла у Бобылева полушубок… Не хотелось ни двигаться, ни думать. Превозмогая себя, оделась и, сутулясь, вышла на улицу.

Полчаса спустя она уже выехала из села. Густая, белая от снега грязь противно хлюпала под копытами, налипала на колеса. Лошадь еле тащилась. А снег валил все гуще и гуще. Скоро все вокруг стало белым — и деревья, и дорога, и поля. Полина Михайловна почувствовала мелкую, липкую дрожь в теле. Подняла воротник полушубка, закутала ноги фуфайкой. Прикрикнула на лошадь, несколько раз стегнула ее вожжами. Та вздрагивала, крутила головой, но шагу не прибавляла. Федотова привязала вожжи к облучку, засунула руки в рукава полушубка, свернулась клубочком и впала в полудрему.

К вечеру она приехала в «Новую жизнь». Остановилась у Новожиловой. Гостеприимная хозяйка истопила баню, напоила гостью чаем с медом и уложила спать на печку. Утром Федотова почувствовала себя здоровой.

Положение в колхозе создалось чрезвычайное. Хлеб был почти весь скошен, но не обмолочен и даже не заскирдован. На пятидесяти гектарах пшеница осталась неподобранной после жаток, на ста — лежала в суслонах, а одно большое поле, гектаров на тридцать, все еще было не убрано.

Весь день в конторе непрерывно заседали. Сначала члены правления, потом коммунисты и комсомольцы, затем все колхозники. Накурились, накричались до одури. Настроение было подавленное. Каждый понимал, что хлеб пропадает, но не было сил его спасти. Усталых людей пугал холод. С большим трудом удалось сколотить две фронтовые бригады для работы в ночь. Одну возглавляла Федотова. Вторую — Новожилова. К конному двору, откуда должны были ехать в поле, пришло значительно больше людей, чем ожидалось. Шесть бывших фронтовиков привел с собой парторг Плесовских. Пришли комсомольцы-старшеклассники.

Увязая по щиколотки в ледяной грязи, колхозники медленно двигались по полю. Руками разгребали снег, отыскивая валки, и охапками сносили в кучу скошенный хлеб. К ним подъезжали подводы, смерзшуюся в огромные лепехи пшеницу увозили на крытый ток.

Там во главе с рыжебородым Плесовских собралась кучка фронтовиков — инвалидов и стариков. Они пустили конную молотилку, и обледенелые колосья полетели в ощеренную зубьями, рычащую пасть барабана.

Дивный характер у русского человека. Не зря его называют трудягой. Начав даже нелюбимое и нежеланное дело, он обязательно доведет его до конца. И хотя колхозники глухо ворчали, а иногда и громогласно бранились, орали на бригадиров и посылали к чертям и пшеницу, и руководителей, и весь белый свет, — работа не прекращалась ни на минуту до тех пор, пока с поля не был увезен останний сноп.

Будто в насмешку над людьми в этот последний день на небе показалось солнце. Оно шутя слизало с полей снег, и они закурились паром. На стерню пустили скот. Дети и подростки вышли на поля собирать во множестве рассыпанные колосья.

К вечеру Полина Михайловна почувствовала себя совсем плохо. Железным обручем стянуло поясницу. Каждый вдох, каждое движение причиняли нестерпимую боль. С каждым часом ртутный столбик термометра поднимался все выше. К полуночи он перешагнул за сорок. Утром у больной начался бред.

Ее уложили в широкую телегу, укутали шубами и одеялами. Новожилова сама повезла секретаря райкома в Малышенку. По пути дважды меняли лошадей. К вечеру подвода остановилась напротив дверей районной больницы.

Врач без труда установил диагноз — острое гнойное воспаление почек. В распоряжении врача был только стрептоцид и то в ограниченном количестве. Борьба за жизнь была жестокой и продолжалась долго, с переменным успехом. Жизнь победила…

…Мать сидела у Полины в головах, гладила худую, тонкую руку и шепотом говорила: