Так было…

В лагере многих арестовали. Кого — Николка точно не знает. Многих, и во всех лагерях. Сказал только про Калиниченко, про Галину Даниловну и еще про Садкова. Садков за день до ареста встретил Николку и просил передать докторше, что арестовали какого-то Гроскурта, Николка ходил к Галине Даниловне, но не застал. Так и не сказал ей. Вообще, что творится там, понять невозможно. Встретила Груня девчат, тех, которых дядя Андрей видел с забинтованными руками, они тоже говорили про аресты. Гестаповцы всюду шныряют, все вверх дном переворачивают. Обыски идут всюду.

— Я уже побоялась, как бы за мной не увязались. Шпики-то… В метро три раза из вагона в вагон пересаживалась.

— Молодец, Груня… Подпольщица настоящая… Езжай теперь домой и не плачь… Спасибо тебе.

Оправдались самые худшие предположения. Самые худшие. Андрей снова остался один, а работа, борьба только лишь начиналась…

В субботу после работы Андрей поставил к забору доску. Сигнал для Франца. Он появился часом позже.

— Пока как будто все благополучно?

— Не совсем — Андрей рассказал все, что просила передать Эрна.

Франц слушал, облокотившись на стол и покусывая пальцы. Значит, гестапо что-то пронюхало. Может быть, выдал Гуго или… Что может быть еще? Конечно, они ищут не дезертира. Когда Андрей закончил, Франц, задумавшись, сказал ему:

— Знаешь, товарищ Андрей, мне нужно кое-что рассказать тебе.

И он рассказал все, коротко, но все. Как был комсомольцем, как притаился на несколько лет, испугавшись террора, как непонятно за что его посадили в лагерь и непонятно почему освободили, как скитался он без работы, Франц рассказал про войну. Да, он стрелял в русских, участвовал в боях. В роте Вилямцек слыл храбрым солдатом. Потом был плен, была антифашистская школа, и вот сейчас он вернулся в Германию по заданию партийного центра. Случилось несчастье — напарника взяли, и, может быть, он не выдержал на допросе. Теперь Андрей понимает, о чем говорила ему Эрна? Сама она тоже ничего не знает…

Андрей слушал, не проронив ни слова.

— Ну что ж, давай вместе работать, товарищ Франц.

— Да, товарищ Андрей! Для этого я и рассказал тебе все.

Они протянули друг другу руки — два коммуниста: немец и русский.

5

Премьеру казалось, что забот становится значительно больше по мере того, как улучшается военная обстановка.

Уинстон Черчилль постоянно утверждал, что поворот судьбы Британской империи произошел в песках пустыни под Эль-Аламейном. Здесь английские войска сумели опрокинуть противника. До этого все висело на волоске — итальянские дивизии, африканский корпус Роммеля стояли в нескольких переходах от Александрии, угрожали Египту. Монтгомери перехитрил Роммеля — лису пустыни. За две недели британские войска прошли восемьсот пятьдесят километров на запад вдоль африканского побережья. Черчилль понимал — дело не только в том, кто кого перехитрит. Немцы завязли под Сталинградом, и у Роммеля не хватило сил, резервов для завершающего удара — все отнимала Россия. Но британский премьер был сторонником «дешевой войны». Не все ли равно, что способствовало успеху. Не станет же он кричать, что победой в африканской пустыне англичане обязаны русским. Важен конечный итог. До Эль-Аламейна Британия за всю войну не одержала ни одной победы. Нигде — ни на Западе, ни на Дальнем Востоке. Всюду Черчилля преследовали сплошные неудачи, и вот после Эль-Аламейна нет ни одного поражения. Поворот судьбы! Британия сама поднимается на ноги!..

Конечно, все было не так. Это все знали, знал и Черчилль. Если говорить о повороте судьбы, то произошел он не в песках Северной Африки, а в русских степях под Сталинградом. Россия позволила Англия стать на ноги. Ну и отлично! Он, Черчилль, сумел выпутаться из катастрофического положения первых лет мировой войны. Пусть говорят, что британский премьер загребает жар чужими руками. Сталин открыто намекает на это. Пусть!

Шел ноябрь сорок третьего года. Антони Иден только что возвратился из Советской России. Он медленно восстанавливал свой престиж, подорванный в высшем обществе давним разводом с женой. Великосветские ханжи не могли простить ему «безнравственного поступка», а политические противники еще больше подогревали возникшее негодование. Черчилль затратил немало усилий, чтобы пресечь вредные разговоры. Это в какой-то степени удалось сделать. Сейчас британский премьер внимательно слушал отчет своего любимца о поездке в Москву. Черчиллю надо знать, что думают русские, каковы их намерения, каковы силы. Он выспрашивал, заставлял Идена по нескольку раз повторять одно и то же, просил припомнить мельчайшие подробности.

На московскую конференцию трех министров иностранных дел Иден летел вместе с Карделлом Хеллом. С ним встретились в Тегеране, куда Хелл добирался из Вашингтона без малого две недели. Дальше они совершали путешествие вместе.