Так было…

Он поднял расплющенную куклу, попробовал исправить. Но лицо куклы так и осталось вдавленным, словно вывернутым наизнанку. Так и шел он через все гетто, держа куклу в руках. Натан не понял, как он очутился на улице, где жила мать в семье старшего брата. Сюда непроизвольно принесли его ноги. Так лошадь с брошенным поводом приходит в свою конюшню. Только в доме матери могли его понять и утешить.

Тревога, охватившая варшавское гетто, уже проникла в дом Ройзманов. Поголовный вывоз жителей нескольких кварталов связывали с другой новостью: Адам Черняков, всеми почитаемый председатель еврейской общины, покончил самоубийством. Уже три дня в гетто были расклеены извещения за его подписью — о переселении варшавских евреев. Рассказал об этом Илья.

Сегодня днем, перед смертью, Адам зачеркнул свою подпись под объявлением. Илья Ройзман первым увидел председателя мертвым. Адам сидел за письменным столом, с запрокинутой головой и бессильно упавшими руками. В одной руке он сжимал скомканный лист бумаги. Илья разжал коченеющие пальцы, листок упал на пол. Это было объявление о переселении евреев из гетто с зачеркнутой подписью Чернякова. Почему он зачеркнул подпись? Что хотел этим сказать? А смятое, изорванное объявление? Что это — агония или предупреждение? Какая здесь скрыта тайна? Что узнал Адам перед смертью, что скрыл от общины?

Мать слушала и, стиснув руками голову, раскачивалась из стороны в сторону. Рахиль шептала:

— Адам, Адам, не вовремя ты ушел со своего места… Отправил бы нас на Восток, потом уж…

Вошел Натан, измученный, с ввалившимися глазами. Он тяжело переступил порог и сел на узел около двери — Рахиль уже собрала вещи в дорогу. Сказал глухим и упавшим голосом:

— Они увезли Розу, — сказал и всхлипнул. — Всех увезли…

Мать подошла и положила руку на его голову. Она всегда умела найти слова утешения.

— Не надо, Натан! Пока нет ничего страшного. Тебе не следует только задерживаться в гетто. Ты найдешь Розу.

— Но для тебя нет пропуска, мать. Что же делать?

— И ничего! Приедем одни. Ты встретишь нас, это даже лучше.

Рахиль говорила и верила в собственные слова. Натану тоже хотелось верить. Он рассказал, как обнаружил пустую квартиру, как бежал на Умшлагплац, на запасную ветку и вернулся ни с чем.

— Они не успели собраться… Фанечка ни за что не уснет без куклы… — Натана больше всего беспокоило, что жена не захватила нужные вещи.

— Ты привезешь их, — сказала мать. — Не надо огорчаться.

Вскоре пришла Регина. Нервно сорвала берет, уронила шарф и не стала его поднимать. Рассыпались волосы — каштановые, с медным отливом. Молча села к столу. Рахиль всегда любовалась волосами дочери, ее руками — изящными, с тонкими, просвечивающими сквозь кожу голубыми жилками. И еще глазами — зелеными, цвета морских водорослей, если присмотреться ближе — с коричневыми точками на роговице. Регина, вероятно, уже знала о последних событиях. Матово-бледное лицо ее было сумрачно, щеки горели. Она не могла больше сдерживаться.

— Люди как под гипнозом. Бредят Востоком, Мадагаскаром. Все думают, что унтерштурмфюрер Брандт то же, что Моисей. Жрец, который уведет евреев в землю обетованную!.. Психоз! Раздражающая глупость! Надо делать как раз обратное тому, чего хотят немцы. Сегодня я еще раз убедилась в этом. Добровольцы — только праздные разговоры. Всех угоняют силой… Из Варшавы я никуда не поеду. Никуда!..

— Они уже отправили Розу с детьми, — прошептал Натан.

— Я знаю, днем заходила к тебе. Хотела предупредить, но было поздно. Предупредить удалось с десяток семей. И все равно они поехали. Непостижимо!

— Но ведь переселяться предлагает совет общины, — сказала Рахиль. — Разве Адам Черняков враг евреям?.. Ты слышала, он покончил самоубийством. Илья сам его видел. Хороший был человек…

— Да, об этом все уже знают… Послушай, мама, ты напрасно решила, что мы должны ехать. Напрасно. Сейчас никому нельзя давать советов. Пусть каждый решает по-своему. Но я решила остаться. Ты не сердись, мама…

Рахиль молчала. Она думала — что хотел сказать своей смертью Адам Черняков? Что, что?.. Рахиль хотела проникнуть в его тайну.

Натан ответил сестре:

— По-моему, в такое время семья должна быть вместе. Я, например, не могу остаться.

— Ты — другое дело. Тебе нужно найти Розу. Но, может быть, она напишет с дороги. Подожди…

— Зачем ему ждать, — возразил старший Ройзман. — Розе одной будет трудно с детьми. Езжай, Натан, мать я возьму с собой. Ты ночуешь у нас?

— Нет, я, кажется, не запер квартиру.

Натан заторопился. Близился полицейский час, когда евреям запрещалось появляться на улицах. Взял сверток, взглянул на куклу.

— Я нечаянно раздавил ее. Теперь, кажется, не поправишь.

Мать привлекла к себе сына, поцеловала в лоб.

— Ничего, дети быстро забывают игрушки. Купишь Фане другую.

Встреча с матерью и братом успокоила Натана. Регина напрасно нервничает. Все будет хорошо. Теперь он мечтал об одном — скорее уехать следом за Розой.

3