Так близко, так далеко...

— Кто? Я? — моргает глазами Викеша. — Здравствуйте!.. Я что, ловил её? Я купил — и всё. Деньги — товар, товар — деньги.

— Значит, вы пособник. Вы поощряете хищнические инстинкты, покупая рыбу у браконьеров.

— Ну, я не буду больше, — повинно склоняет голову Викеша. — Буду в магазине покупать. — Он подмигивает артамоновским дамам, с живейшим интересом слушающим дискуссию. — С завтрашнего дня начинаю только в магазине брать. Знаешь ты этот магазин? Покажи — где он?

Артамонов не знает такого магазина.

Дамы от восторга хлопают в ладоши. Они полностью на стороне Викеши.

— Хорошо, — не сдаётся Артамонов. — Вам очень нужен этот судак? Можете вы без него обойтись?

Викеша задумывается. На него это не похоже, но тут он задумывается. И, подумав, честно отвечает:

— Могу... Я много без чего могу обойтись. Только почему я специально должен обходиться? Другие же не обходятся. Не считают нужным. Вот, слушай, я тебе про один буфет расскажу...

Историю эту мы слышали не раз.

Викеша как-то попал в удивительный, фантастический буфет. Привёл его туда бывший школьный товарищ. Им захотелось почему-то закусить грудинкой, именно грудинкой, а ничем другим, и товарищ сначала позвонил по телефону. «Дуся! — сказал он. — Привет! У тебя сегодня есть, что под бюстгальтером носят? (Остроумный человек был товарищ). Есть, да? Ну, сейчас подъедем».

И они подъехали. Странный это оказался буфет. Баранину там называли баранинкой, воблу — воблочкой, икру — икоркой. Зато посетителей: Иван Петрович, Николай Васильевич, Раиса Прокофьевна...

Викеша хотя и заробел перед незнакомыми людьми (покупатели в большинстве своём были важные из себя люди, высокие, с развёрнутыми, даже откинутыми назад плечами), однако по настоянию друга отоварился дефицитом на целых полгода. Поскольку имелось в буфете всё: осетрина и буженина, крабы и стерлядь, иваси и караси. Не говоря уже о грудинке, которой Дуся хотела отвесить им четыре кило, но товарищ сказал, что достаточно двухсот граммов.

— Так будем мы варить уху или нет? — сердито спрашивает Викеша, раздразнивший себя рассказом о чудесном буфете.

Он отрубает — в общий котёл — голову судака с добрым куском мяса, и мы варим полубраконьерскую Уху.

Приготовленная на костре в закопчённом чугунке, пахнущая дымом, она так обжигающе горяча, так вкусна и ароматна, что перед ней бледнеют деликатесы всех закрытых буфетов мира...Праздник независимости. 

Праздник независимости. 

2 июля в 15 часов 30 минут по Центральной улице пронесли первый огурец. Нёс его высокий прямой старик с львиной гривой бывшего первого любовника. Несмотря на послеобеденный зной, старик был одет в крахмальную рубашку с галстуком и строгий чёрный пиджак. Голову его прикрывала твёрдая соломенная шляпа.

Огурец был завёрнут в чистый носовой платок. Старик нёс его так, словно поддерживал приклад ружья, взятого по команде «На плечо». Рядом, столь же сосредоточенно, вышагивал внук-октябрёнок в парадных шортах с наведёнными стрелками.

Откуда-то все узнали, что несут именно первый огурец. Очередь возле телефонной будки расступилась почтительно, пропуская деда с внуком. Старик принял это как должное, поблагодарил чуть заметным кивком, ни на кого конкретно не взглянув.

В будке старик прежде всего бережно положил свёрток на полочку и откинул концы платка. Потом достал очки и водрузил их на место, внушительно шевельнув мохнатыми бровями. Потом, каждый раз фиксируя палец в дырочках телефонного диска, набрал номер.

— Бабуля? — сказал он поставленным голосом. — Здравствуй... Так вот, докладываем: сегодня сняли первый огурец. Да-да, здесь, со мной. И Митя тоже здесь. Какой из себя? Минуточку. — Старик вынул из кармана сложенный вчетверо календарный листочек, развернул его и, сдвинув очки на лоб, прочёл: — Длина — восемь с половиной сантиметров, толщина по периметру — семь... Пупырышки? Имеются, имеются пупырышки. Весь в пупырышках. Спасибо. Спасибо, бабуля. И тебя с тем же. Нет, не трогаем. Ждём. Не задерживайся. Конечно, возьми такси...

Повесив трубку, старик вновь укутал огурец. Крохотный зелёненький огурчик с доверчивым белым носиком, с нежными пупырышками, с хвостиком, покрытым белёсыми волосками, покоился в большой его руке, как птенчик в гнёздышке.

Минута торжественного молчания наступила в очереди. Никто даже не поспешил тотчас занять освободившуюся будку — все глядели вслед удалявшимся деду и внуку. Вот оно — свершилось! Сделан почин, пусть на чужой пока грядке. Теперь полезет, попрёт огородная живность, начнёт тяжелеть и наливаться, гнуть долу ветви. Не зря пахали и боронили, вносили подкормку, укрывали от заморозков, поливали и пасынковали...

Супругу моё известие о появлении в пределах кооператива первого огурца расстроило.

— Ну вот, сон в руку, — подавленно сказала она.