Тайрин. Семь прях. Книга 3

– Не перебивайте больше, – попросила она. – А то стара я стала, мысли мои, как нитка, путаются. Вот идет Тинбо по лесу, пробирается сквозь бурелом, а голос барашка то ближе, то дальше, то похож на плач ребенка, то не похож. Совсем тягуны ему голову задурили. Но дед ваш упрямым был. Все шел и шел. Вдруг смотрит – лежит его ягненочек на мху, еле дышит. От страха или от жажды, не знаю. Поднял его Тинбо на руки и повернул было обратно, смотрит, а вокруг него тягуны стоят и назад не пускают. «Ага, – подумал Тинбо, – вот вы как». Положил он снова ягненочка на мох, закатал рукава и как ударит самого главного тягуна! Хрясь! Тот в труху! Тогда он второму – бац! Схватил ягненка – и бежать. Тягуны медленные очень. Пока они сообразили, что с ними случилось, куда этот мальчишка убежал, в какую сторону… Смелым был ваш дед, очень смелым… Это потому, что он огонь Хофоларии вот тут носил, в самом сердце.

– Пойдем посмотрим на огонек? – предложила Тайрин, и они с братом спустились в подвал.

Огонек под стеклом танцевал свой вечный танец.

– Он тоже очень смелый, да? – спросил Тинбо.

– И красивый, – кивнула Тайрин и повторила руками движение огня.

Бабушка вязала на спицах. Тетя Ителла вышивала. Эйла шила себе приданое, однажды она выйдет замуж за Хетла. Мама пряла. У всех женщин их семьи в руках было умение, особый дар усмирять нитки, иголки, ткань, пряжу. И только Тайрин это искусство казалось настоящей магией.

Мама утешала ее:

– Ничего, моя белочка, все хофоларки умеют шить, прясть и вязать, научишься и ты.

Но сколько бы часов ни просиживала Тайрин за пяльцами и спицами, у нее не получилось ни одного ровного стежка, ни одного прямого ряда…

– Зато ты танцуешь красиво, – утешала ее Эйла.

Тайрин вздыхала – вот уж никому не нужное умение! Кто же позволит ей выйти на сцену! В Риле! Нет, она отправится на общие работы, как и все девочки, у которых предки были из покоренных народов. Она будет работать на чьей-нибудь кухне, или подметать улицы, или нянчить чужих детей. Одно она знает точно: ей никогда не попасть к пряхам, вышивальщицам и швеям, потому что у нее неумелые руки, из них все валится. Руками она умеет только повторять движения огонька под стеклом да щекотать Тинбо, когда они вместе дурачатся перед сном.

Отбор

«Важный день, важный день, самый важный день», – с утра все только об этом и говорили.

– Не вертись, Тайрин, я не могу застегнуть крючки на твоем платье. Тинбо, расчеши волосы. Что значит «не расчесываются»? В такой день нельзя быть лохматым! Эйла! Помоги брату! О, духи земли и воды, Тайрин, перестань приплясывать, опять прядка вылезла. У вас такой важный день сегодня, а вы… Тинбо, ну где же ты? Мама, перестань, не нужно этого делать, вдруг увидят…

Но бабушка легко отодвинула в сторону Гелу и помазала щеки близнецов маслом каты. Оно впитается очень скоро, и следа не останется, только легкий свежий запах скошенной травы, а злые духи уже не посмеют навредить ее малышам. Ведь сегодня такой важный день!

И вот Тайрин и Тинбо стоят на пороге дома. Они одеты в свои лучшие наряды, аккуратно причесаны, а на ногах у них – новенькие башмаки. Все десятилетние дети должны явиться сегодня на Библиотечный холм и произвести самое благоприятное впечатление на книжников. От этого будет зависеть, какую работу им дадут: легкую или трудную, интересную или скучную.

– Тинбо, не трогай прическу, опять вихры будут торчать во все стороны. Пожалуйста, Тайрин, постарайся не танцевать! – давала наставления мама. Но именно этот совет был бессмысленным, Тайрин сама не замечала, как ноги ее начинали притоптывать в такт грохочущим каретам или ритмичной речи какого-нибудь книжника.

– Тинбо, держись рядом с сестрой, не отставай от нее.

– Да, мам.

Мама еще раз поцеловала обоих, и вот они уже бегут по улице Ридсонской битвы к Библиотечному холму.

– Удачи! – закричали им вслед и мама, и папа, и Эйла.

А бабушка, украдкой сложив ладони в знаке «доброго голубя», послала им хофоларское напутствие и защиту от бед.

– Тебе страшно? – спросил Тинбо на бегу.

– Не знаю. Чуть-чуть. А тебе?

– Тоже чуть-чуть. Не беги так быстро!

Тайрин приостановилась. Тинбо не умел быстро бегать. Во всем остальном он был лучший в мире брат.

– Куда бы ты хотел попасть? – спросила она.

Она спрашивала его об этом уже несколько недель, но Тинбо не мог точно сказать. Он не хотел ничего конкретного, отвечал только: «Да только бы не ямы выгребать!» Но сейчас подумал и сказал:

– Не знаю… хорошо бы в музей или к кому-нибудь на кухню. А ты?

– Хочу в театр!

– Тебе не разрешат выйти на сцену, – заметил Тинбо.

– Да знаю я… но можно ее подметать, сцену-то. Или стирать костюмы. Или… да мало ли дел в театре! Зато там так интересно, так красиво! И можно подглядывать, как артисты готовятся к спектаклю.

Тинбо фыркнул:

– Будто ты была в театре! Это для книжников.

– Но я могу представить, Тинбо! Это, наверное, похоже на выступление уличных музыкантов, только целая история…

Тайрин закружилась.

– Мы опоздаем, – вздохнул Тинбо.

– Бежим!

Они опять сорвались с места.