Тайпи

Вероятно, у пламени тайпи не существовало не только свадебных обрядов, но и похоронных. Решительно утверждать этого не могу, но за то время, что я у них прожил, я ни разу не был свидетелем погребения. Впрочем, весьма возможно, что тайпи в данном случае не отличаются от остальных жителей острова, а мне случилось однажды присутствовать на похоронах в Нукухиве. На рассвете в одном из домов, на берегу, умер юноша. Я в тот день был послан на берег и видел приготовления к похоронам. Тело, аккуратно завернутое в новую белую таппу, было положено в открытом сарае из кокосовых ветвей, на носилках, сделанных из бамбука. Носилки стояли на шестифутовом возвышении из толстого тростника, вертикально воткнутого в землю. Две женщины с удрученным видом сидели по обеим сторонам, с жалобным пением махая по воздуху большими белыми веерами. В жилом доме рядом собралось многочисленное общество и для угощения были приготовлены различные кушанья. Трапеза началась около полудня, и мне сказали, что она будет длиться еще два дня. За исключением двух траурных фигур у тела, все, казалось, были настроены довольно весело. Девушки, увешанные местными драгоценностями, танцевали, старики пели, воины болтали и курили, и молодежь обоего пола щедро угощалась так, как если бы это было на свадьбе.

Но как-то, в одну из моих самых далеких прогулок с Кори-Кори, я наткнулся на доказательство существования другого обряда погребения, чрезвычайно меня заинтересовавшего. Мы находились в уединенной местности, в самой середине пальмовой заросли, тянувшейся по обоим берегам потока; я увидал там могилу умершего вождя. Как и большинство других зданий, мавзолей помещался на невысокой каменной кладке, благодаря чему был виден издали. Легкая крыша из побеленных пальмовых листьев свисала над ним как бы естественным навесом. Только подойдя вплотную, я увидал, что она поддерживается четырьмя тонкими бамбуковыми колоннами, стоящими по углам немного выше, чем в человеческий рост. Чистая площадка в несколько ярдов окружала помост и была огорожена четырьмя стволами кокосовой пальмы, покоившимися на расположенных по углам больших камнях. Место было священное. Знак ненарушимого табу в виде таинственной повязки из белой таппы был подвешен к верхушке стоящего в ограде высокого шеста. Святость этого места, казалось, никогда не нарушалась. Тишина могилы, спокойствие и одиночество были прекрасны и трогательны.

С какой бы стороны вы ни приближались к этому молчаливому месту, отовсюду был виден мертвый вождь, сидящий на корме каноэ, приподнятого на легкой раме на несколько дюймов над уровнем каменной кладки. Каноэ имело около семи футов в длину; оно было сделано из хорошего, темноокрашенного дерева, красиво изогнуто и украшено инкрустациями из блестящих раковин. Фигура воина — я не знаю, из чего она сделана — была эффектно задрапирована в тяжелый плащ из коричневой таппы, открывающий только руки и голову, искусно выточенную из дерева. На голове красовалась великолепная дуга из перьев.

Легкий ветерок, долетавший до этого уединенного места, ни на минуту не оставлял в покое перья; они качались и трепетали надо лбом вождя. Длинные листья пальмы свешивались с краев крыши, и сквозь них было видно весло, которое воин держал в обеих руках; он нагнулся вперед, наклонил голову и греб, точно спеша окончить свое путешествие. Прямо против воина, лицом к лицу и как бы глядя на него пустыми глазницами, находился полированный человеческий череп, венчавший собою нос каноэ. Эта голова, повернутая назад по отношению к направлению каноэ, казалось, насмехалась над нетерпением воина.

Кори-Кори объяснил мне, что вождь гребет по пути к царству блаженства и хлебных деревьев — полинезийский рай, где хлебные деревья ежеминутно роняют на землю свои спелые плоды и где бесконечно много кокосов и бананов. Там они отдыхают на циновках, куда тоньше, чем циновки тайпи, и каждый день купают свои разгоряченные тела в реках из кокосового масла. В этой счастливой стране множество красивых перьев, кабаньих клыков и китового уса, гораздо красивее блестящих безделушек и пестрых материй белых людей.

— Очень приятное место, — говорил Кори-Кори, но, вероятно, думал, что не многим приятнее долины Тайпи.

— Так ты хочешь идти за воином? — спросил я.

— О, нет! — Кори-Кори было хорошо там, где он находился, но все-таки он полагал, что когда-нибудь отправится туда тоже в своем каноэ.

Когда бы во время моих скитаний по долине я ни оказался поблизости от могилы вождя, я всегда сворачивал в сторону, чтобы посмотреть на нее. Место это имело для меня особую прелесть, сам не знаю почему. Облокотясь на ограду, смотря на странное изображение и наблюдая игру перьев, колеблемых тем же ветерком, что тихо трепетал в верхушках пальм, я любил отдаваться фантазии островитян и почти верил, что суровый воин подымается к небу. Когда я поворачивался, чтобы уйти, я желал ему удачи и приятного путешествия.

ГЛАВА XI