Тайный знак

– Даже китайцы не объявляют иммигрантов врагами, наоборот, приветствуют расселение по всей земле. А китайцы всегда были хитрыми и дальновидными, – говорила София.

В день, когда должна была приехать делегация Московского патриархата, София попросила Асю сопровождать ее. Она давно уже передвигалась в инвалидной коляске, но дело не в этом – ей просто хотелось, чтобы Ася была рядом с ней в храме.

На православном календаре, который висел у Софии в спальне, красным фломастером было отмечено 8 сентября. «Билеты для Миши и Аси» – выведено каллиграфическим почерком. Ася поняла, что София заказала им билеты на концерт церковного хора. Сама София уже не могла высидеть в зале несколько часов, но поход в храм на встречу с великой святыней даже не обсуждался, София приползла бы туда даже мертвой.

Как только подъехали к храму, она ожила. Просидела в инвалидной коляске всю службу, приложилась к великой святыне и с радостью приняла предложение отобедать в трапезной с гостями из Москвы. Ася ненадолго оставила Софию под присмотром милой девушки из сестричества, а сама вышла на улицу позвонить Мише и предупредить, что задерживается. Добавила, что София держится молодцом, даже, можно сказать, разгулялась. Но когда Ася вернулась, Софию как подменили. Возбужденным шепотом она попросила: «Едем домой немедленно! Что они себе позволяют!» Прощаясь с батюшкой, вдруг горько заплакала. Асе пришлось ее увезти.

По дороге домой София не произнесла ни слова и, только когда Ася помогла ей перебраться из кресла в постель, немного пришла в себя. Вызвать врача она наотрез отказалась. Испугавшись, Ася позвонила Мише. Бросив все дела, он тут же приехал. Увидев его озабоченное лицо, София сказала:

– Успокойся, я еще не умираю, иначе вместо тебя тут стоял бы священник, но и жить особо не хочется.

– София, дорогая, да что же случилось? – спросила Ася. – Я ведь только минут на десять вышла. Кто вас так обидел?

София с трудом приподнялась на подушках, ее глаза заблестели.

– Сижу я в трапезной в кресле своем, а он мимо меня пробегает, шустрый такой, в рясе, лет тридцати, с бороденкой реденькой. Я ему: «С праздником!», он мне: «И вас». Думаю, дай-ка спрошу, откуда приехал, наших ведь всех знаю. Он отвечает: «Из Москвы, с делегацией. У вас ко мне вопросы?» Я отвечаю, что вопросов нет, а вот поговорить хочется. Он весь как на иголках и отшивает меня, мол, нет времени тут с вами разговаривать, сейчас банкет начнется, а на столах еще водки нет. Я дар речи потеряла – водку в храм! Хвать его за руку и отчитываю. Он притих, говорит, что приказали, что сейчас посольские приедут, отцепись, мол, старуха…

– Так и сказал? – охнула Ася.

– Нет, старухой не обзывал, врать не буду, но спрашивает: «Женщина, что вы, собственно, хотите знать?» Дорогие мои, вы когда-нибудь слышали такое обращение – «женщина»?

Ася и Миша расхохотались.

– Чего смеетесь? – посуровела София. – Это же неприлично. Я ему в ответ, специально так, с издевкой: «Мужчина, что вы думаете насчет того, что самодержавие и престолонаследие на Руси суть божественное явление? Династию Романовых уничтожили, а красные цари все норовят на их место забраться, и все они плохо кончат, заслужив кару Небесную». А он мне: «Отстали вы, бабушка, нет больше царей в России. Президенты у нас, не Романовы, так другие, дело большое…» – и убежал. Вы понимаете, какой цинизм! Получается, что их Церковь согласна объявить самодержцем любого самозванца, и мы с ними теперь заодно.

Миша вздохнул и спросил Софию:

– А вы, случайно, не заметили у него погоны под рясой? Не похож он на священнослужителя. Служба у него другая, в другом ведомстве. Насчет царей, это он прав: что Романовы, что не Романовы нашему народу по барабану, было бы перед кем лоб расшибать. Да хоть как назови: генсек, вождь или президент, – результат один, в генах заложенный. Кстати, ваши Романовы с вашей Церковью не последнюю роль в этом сыграли. И что в сухом остатке? Раб Божий, которого они зомбировали страхом и обещаниями Царства Небесного, в один момент восстал, вопя дурным голосом: «Мы не рабы, рабы не мы!», разнося в щепки вековые устои. Как же так случилось, что христианская идея всеобщей любви и милосердия не сработала и оказалась утопией в сознании большинства? Куда привлекательнее звучало: «Грабь награбленное» и «Кто не с нами – тот против нас!». Ваш распятый парень ошибался, предполагая, что животные инстинкты и стадные рефлексы Homo sapiens будут когда-нибудь успешно коррелироваться при помощи душеспасительных теорий.

– Не богохульствуй, – печально сказала вконец ослабевшая София. – Поверь, быть настоящим христианином очень нелегко. Давно живу, а по жизни встречала таких людей мало. Знаешь, что их отличает? Удивительная способность сострадать, принимая чужую беду как свою. Собственно, у них даже нет такого слова – «чужой». Даже к иноверцу, как бы тот ни относился к Христу, абсолютная терпимость. Ведь не человек судит, а Бог. Все беды от безбожия. Твой атеизм – тоже религия: веришь, что Бога нет. Веришь, а знать не знаешь.