Тайный знак

Михаил Александрович каждое лето проводил на даче. Несмотря на приближающееся девяностолетие и нездоровье, отказывался быть под присмотром Клавы – предпочитал платить сиделке, которая помогала и ему, и по хозяйству с утра до позднего вечера, а ночью уезжала в город. Клава злилась, что дед опять плюет на всех и, вместо того чтобы экономить – лежать себе тихонько в городской квартире, – транжирит деньги почем зря. Лучше бы отдавал ей свою персональную пенсию, справилась бы не хуже сиделки. Но дед считал, что Клаве и так досталось по жизни говнеца в избытке, хватит уж миазмов. Ее возмущало также, что он отпускает сиделку на ночь и остается в доме один, но Михаил Александрович успокаивал: «Ночь самое подходящее время для свидания с костлявой, а если еще и во сне – так об этом только мечтать можно».

Как-то утром сиделка позвонила и сообщила, что нашла Михаил Александровича на полу возле кровати. И тут же быстро добавила: в сознании, дышит и даже говорит. «Скорая» уже тут, но ее подопечный отказывается от госпитализации и срочно хочет повидать внука. Клава удивилась, при чем тут внук, но, недолго думая, собралась и поехала с двумя Михаилами на дачу. Все выходные они провели там. Состояние Михаила Александровича ухудшалось с каждым часом. Он умирал.

Миша Третий вернулся в Москву с тяжелым сердцем. Он бы ни за что не уехал, но утром в понедельник должен был сдавать выпускной по математике. Врачи предупредили: смерть может наступить в любой момент. Прощаясь, дед передал ему пакет. Миша бегло просмотрел содержимое – там были письма на английском языке от некой семьи графов Граве, живущих в Канаде, и нотариально заверенные документы о наследстве на имя внука: Михаила Михайловича Степанова, 1972 года рождения. Миша не вникал в суть всех этих бумаг. В голове крутились невнятные слова деда, которые с трудом расслышал: «книга», «стекло», «полка», а может, и «елка». Бредил дед, что ли? Ему казалось, все это происходит не с ним. Ругал себя, что не остался хотя бы на ночь, мог бы уехать первой электричкой, но в Москве его ждала Ася, трясшаяся как заяц перед математикой. Они договорились готовиться вместе.

О том, что дед умер, Миша узнал ближе к вечеру следующего дня. Клава специально не звонила, дожидаясь окончания экзамена. Как оказалось, деда не стало ночью, но она решила не волновать сына в такой ответственный момент.

Услышав в трубке Асины рыдания, Клава в очередной раз психанула:

– Да что же это такое! Прямо некуда от нее деться! Ясное дело, что она рыдает. Еще бы! Знает, что дед мечтал их поженить. Ладно, пусть порыдают на пару, легче будет.

Сейчас ее волновало другое – куда делся муж? Ночью, закрыв глаза свекру и вызвав «скорую», она растолкала спящего Мишу. Тот поплелся в комнату отца. Клава прилегла – за эти два дня она ужасно устала и у нее не было сил идти проверять, не умыкнул ли стервец-муженек с дедовой тумбочки бутылку с медицинским спиртом. Когда тело увезли, она и вовсе заснула как убитая.

Наутро муж не объявился. Бутылки со спиртом тоже не было. За окном лило как из ведра, начиналась майская гроза. И где его черти носят в такую погоду? Клава зашла к соседям, сообщила о смерти Михаила Александровича и спросила, не попадался ли им на глаза ее благоверный, но Михаила никто не видел. Она оставила на столе записку, чтобы Миша срочно ехал в Москву помогать с похоронами, но тот не появился в Москве ни на второй, ни на третий день. Такое с ним случалось не впервой, но сейчас искать его по вытрезвителям и дружкам не было ни сил, ни времени.

Решили, что деда будут хоронить, как и положено, на третий день. Миша на похороны не пришел, и это уже было подозрительно. Клава заявила в милицию, но поиски ничего не дали.

После похорон Клава вместе с сыном и Асей носилась по больницам и моргам, звонила Мишкиным друзьям-алкашам, но муж как сквозь землю провалился.

Только спустя неделю соседи по даче оповестили, что из сарая на участке Степановых доносится жуткий запах. Там и нашли Мишу – почерневшего, распухшего. Он лежал на полу в засохшей крови. Левая ступня располосована, пальцы болтались на тонкой полоске кожи. Вскрытие показало, что умер он от кровопотери. Никто не мог понять, почему он разрубил себе ногу тяпкой. Если бы Миша мог говорить, то поведал бы странную, почти нереальную историю, которая случилась с ним в ту самую ночь, когда умер его отец.

После того самого разговора с женой Миша старался вспомнить все, что связано с книгой. Книгу-то он помнил очень хорошо, как и то, что хотел ее уничтожить, а вот почему хотел – не знал. Иногда казалось, кто-то назойливо жужжит ему в ухо: «Сейчас же жги, режь!» Потом книга куда-то пропала, а куда именно – его не интересовало. Случайно подслушав разговор деда с внуком, он понял, что книга где-то рядом. В памяти всплыло, как однажды мама взяла лопату и пошла к елке, а потом принесла сверток с книгой. Может, в книге и вправду спрятаны деньги и фамильные ценности, иначе с чего ее закапывать?