Так и есть!.. Ознобиша догадался пустить в дело удачную верёвку казнённого. Обмотал одним концом прут решётки, показавшийся ему самым надёжным, на другом конце сделал петлю и как раз надевал её через голову. Сквара перво-наперво схватил сироту, чтобы не спрыгнул. Стал растягивать и снимать с него петлю. Ознобиша отбивался, молча, с неожиданной силой, но Сквара был сильнее и верёвку у него в конце концов отобрал.
Спустился вниз, мало не свалившись. Утащил сироту в глубину обширной холодницы, чтобы не переполошить всех.
Здесь было устроено какое-то посрамление правильного очага, смахивавшее на полуразбитую печь. Каменная пасть в стене, предназначенная для огня, мазаная труба вверх… Когда-то по ней весело уносился жаркий дым и мелькали светлые искры, но дров в эту пасть давно уже не бросали. Сверху невозбранными волнами накатывал холод.
– Я всё равно жить не буду, – чужими губами выговорил Ознобиша. – На мне… Ивеня кровь… Я к нему… припаду лучше…
Сквара спросил его:
– Так ты что, не видел?
Даже в плотных потёмках глаза Ознобиши были круглыми, белыми и незрячими.
– Как он кивнул тебе, – продолжал Сквара. – Чтобы ты стрелял.
Ознобиша молчал.
– Мне бы вот так самострел сунули и сказали убить кого, я бы тоже правость всю растерял, – сказал Сквара. – Ивень тебя узнал, я точно видел. Ты прежде маленький был, но у вас же волосы одинаковые… глаза… Его правда ещё взялись бы стругать, а потом всяко убили. Ивень тебе свою жизнь с рук на руки отдал… Он хоть умер, родное лицо видя… Не всякому так везёт. А ты в петлю? Будто он обрадуется, если струсишь?
Ознобиша всё молчал, только в глазах что-то постепенно менялось.
– Мама… – проговорил он затем. – Отик…
Настал черёд Скваре молчать.
– Они… – тяжело сглатывая, продолжал Ознобиша. – Если Ивень… против Мораны… они… они же семьян… Сами нам говорили… Они… когда уводили меня… Ветер, Лихарь…
На самом деле что-то в нём догадалось уже давно. Только верить не хотело.
– Твои обнимают Ивеня на Звёздном Мосту, – прошептал Сквара. – Их примет светлый ирий, и камни не покатятся из-под ног. Мы их нашли путём в Житую Росточь. Валунками покрыли…
Ознобиша не завыл, не заплакал. Как плоть вспухает и немеет под слишком лютыми батогами, так душа просто не может поднять сразу всей боли. Он тихо спросил:
– Их… как Ивеня?
– Нет… их сразу. Если не врут следы… Лихарь стрелял.
– Лихарь, – повторил Ознобиша.
Сквара между тем рассучил верёвку на тонкие пряди и теперь плёл, ощупью творя и стягивая узлы.
– Они Ивеня мучили, – тихо проговорил Ознобиша. – Пальцы рубили. Руки вязали… А я с ними… под одним кровом спать стану? Слово приветное молвить? Из одной мисы хлебать?
Он даже не всхлипывал. Правду люди говорят: по полугорю не плачут, а целого и плач неймёт.
Сквара сказал:
– Ветер моему ате кровь отворил.
Зря сказал, наверное. Ознобиша промолчал, не стал мериться с ним несчастьями. Сквара попытался думать о том, как-то раненый Жог и маленький Светел добрались домой. Думалось плохо.
Ознобиша вдруг спросил:
– А нам если велят… вот так кого?
Холод в подвале стоял не то чтобы жестокий, а хуже… подлый. Он не накидывался в открытую, как честный мороз. Брал исподволь, незаметно проникая сквозь штаны и рубашки. Пора было идти к остальным.
– А друг друга если?.. – прошептал Ознобиша.
Сквара вздохнул. Ответа не было.
– Страхов много, смерть одна, – повторил он. – Что загодя бояться? Придёт пора помирать, тогда и помрём.
Ознобиша спросил по-прежнему шёпотом:
– Каково отомщу?..
Сквара долго молчал. Думал.
– Отомстить можно по-разному, – сказал он наконец. – Ты умный, доищешься. И я мозговать стану.
Закончив плести, он перехватил пряди зубами. Взял правую руку Ознобиши, надел на неё плетежок, затянул, закрепил – не сбросить, не снять, разве только обрезать.
– Это что?
– Это памятка тебе. Ради Ивеня наручень. Захочешь опять в петлю, на него поглядишь.
Ознобиша вздрогнул, сказал:
– Ты себе свей такой же… буду тебе меньшой побратим…
– Мёртвый не без могилы, живой не без доли, – сказал Сквара и снова взялся плести. – Завтра день встанет, братейко… живы будем, посмотрим, разберём… а там, глядишь, сами кому в разбор поднесём… за все обиды разведаемся… и честь свою возьмём…
Доля вторая
Последний приказ
Старенькое бёрдо было заправлено на непростой трёхцветный узор – для опытной ткахи. Светловолосая девочка поглядывала на клочок берёсты с нанесённым рисунком, напряжённо хмурила брови, боясь ошибиться.
– Зелёная вниз… Красная вверх… Ой… Опять пропустила!
И досадливо выдернула бральницу, чтобы начать ряд сначала.
– Дай я попробую? – переступила с ноги на ногу вторая девочка, державшая бёрдо.
Девки-полугодьё выглядели ровесницами и были похожи, как сёстры, только вторая обещала подняться настоящей красавицей. Может, поэтому и считала, что всё у неё должно получаться лучше, чем у других.
– Погоди, – отмахнулась первая. – Сама хочу.
Было уже далеко за полночь, у неё отчаянно слипались глаза, но она не сдавалась.
– Я рядок всего, – сказала красёнушка.
Ткаха снова сбилась с узора: