Тайный сыск Петра I

Петра не стало. И вот главнейшие «птенцы» его и их ставленники, сильные тем, чем силен был Монс, повели было петровское общество все дальше и дальше от народа русского в «мрачную область антихристову», как выражались поборники старины, но заключим словами величайшего русского поэта А. С. Пушкина:

…государство
Шатнулось будто под грозой.
И усмиренное боярство
Его могучею рукой
Мятежной предалось надежде:
Пусть будет вновь, что было прежде,
Долой кафтан кургузый; нет,
Примером нам не будет швед! —
Не тут-то было. Тень Петрова
Стояла грозно средь вельмож,
Что было, — не восстало снова,
Россия двинулась вперед, —
Ветрила те ж, средь тех же вод.

ПРИЛОЖЕНИЯ

I. Кёнигсек и Кейзерлинг в судьбе Анны Монс

Рассказ историка Герарда Миллера

Нами приведен в своем месте рассказ леди Рондо о смерти польского посланника Кёнигсека, в 1703 г., утонувшего под Шлиссельбургом, после чего обнаружилось, что он имел секретную переписку с Анной Ивановной Монс. Мы привели этот рассказ с оговорками относительно его ошибок, но главным образом как романическую легенду, весьма рано, уже в апреле 1729 года (когда писала Леди Рондо свой рассказ) окружившую имя Анны Монс. Устрялов, в своей «Истории царствования Петра I-го», совершенно опровергает этот рассказ, говоря, что леди Рондо спутала Кёнигсека с Кейзерлингом. Опровержение Устрялова, однако, не основательно в виду рассказа русского историка Герарда Миллера (1703–1783 гг.), который изучал отечественную историю по архивным документам и в своих заметках на письма леди Рондо, — заметках, составленных для великой княгини Марии Феодоровны (в царствование Екатерины II), отнюдь не спутывая Кёнигсека с Кейзерлингом, упоминает о каждом из них по отношению их к Анне Ивановне Монс. Приводим здесь несколько полнее рассказ Миллера.

«Следуют, — пишет Миллер по поводу рассказа леди Рондо, — не вполне верные рассказы о первой фаворитке Петра I. Ее звали не Мунц, а Анна Монс, и отец ее был не офицер, а мещанин и виноторговец. Корб в своем Diar. itin. in Moscoviam (стр. 106) говорит, что Монс был золотых дел мастер, в Немецкой слободе в Москве. Это та самая domicella Mons, о которой Корб часто упоминает. Государь был очарован ее необыкновенной красотой. Во время осады Шлиссельбурга он узнал о ее неверности и о переписке с саксонским посланником фон Кёнигсеком. Открылось это таким образом. Посланник сопровождал царя в поход и, переходя раз поздно вечером по узкому мостику, через неглубокий ручей, оступился и утонул. Когда царь о том узнал, первой заботой его было устранить от посторонних глаз находившиеся в карманах посланника бумаги, в которых могли содержаться государственные тайны относительно тесного его союза с королем Августом. Каково же было его изумление, когда открылись при этом случае тайны его фаворитки Анны Монс! Она так обнаружила себя перед Кёнигсеком, что не оставалось ни малейшего сомнения в ее неверности. О портрете ничего не говорится в тайной истории, но упоминается о другом знаке ее любви, посланном ею на память г. Кёнигсеку. С этих пор царь совершенно отступился от нее. Несколько лет она содержалась под арестом, хотя и сносном, от которого прусский посол, г. Кейзерлинг, старался ее освободить, ходатайствуя за нее, по поводу чего он имел даже неприятности с кн. Меншиковым в 1707 г., в Варшаве. Наконец, государь смягчился. Ей дали свободу и она вышла замуж за Кейзерлинга; на пути с нею из Москвы в Берлин он умер.

Потом она вышла замуж за шведского майора Мюлерса, из плененных под Полтавою. Наконец Анна Монс умерла в 1714 г. Эта женщина могла бы достигнуть несравненно большего счастья, если б она была в состоянии превозмочь свою неосторожную склонность к Кёнигсеку («Русская старина», изд. 1878 г., том XXI, стр.331).

II. Анна Монс и Екатерина Скавронская в 1704–1712 гг.

Рассказ С. М. Соловьева

«История России», т. XVI

Отправляясь в Турецкий поход, в начале 1711 года, царь Петр, под влиянием тяжелых предчувствий, томивших его душу, хотел устроить семейное дело, которое лежало на его совести.

«Благодарствую вашей милости, — писал он Меншикову, — за поздравление о моем пароле, еже я учинить принужден для безвеснаго сего пути, дабы ежели сироты останутся, лучше бы могли свое житье иметь, а ежели благой Бог сие дело окончает, то совершим в Питербурху».

Кому же Петр принужден был дать пароль для «безвестного пути»?