Тайный сыск генерала де Витта

На слова Киселева Волконский сослался своим полным неведением о предмете разговора. Слушаться генерала он, естественно, не собирался. Что же касается де Витта, то на его счёт Волконский получил исчерпывающие доказательства, что разговор о тайном обществе, причем с оглашением конкретных фамилий, между Киселевым и де Виттом действительно имел место. Это значило, что де Витт желает проникнуть в тайную организацию с явно враждебными целями. О своем открытии Волконский сразу же оповестил руководство заговора. Известно, что в начале 1825 года на балу у Воронцова в Одессе он во всеуслышание заявил о том, что де Витт — шпион Александра I, его следует всем опасаться и впредь не иметь с ним никаких дел.

Однако заговорщики, в свою очередь, допустили непростительную ошибку. Обезопасить себя от де Витта они сумели, но так и не смогли — от его агентов. И Майборода, и Бошняк продолжали весьма активно и успешно действовать, не вызывая никаких подозрений среди заговорщиков. О том, что Майборода и Бошняк были агентами де Витта, тот же Волконский узнал только во время следствия по делу о восстании декабристов.

Поняв, что его деятельность заговорщиками раскрыта, де Витт прекращает попытки установления личных контактов, зато в придачу к двум своим уже действующим агентам вербует третьего. Им стал поручик 3-го Украинского полка И. Шервуд, который почти сразу начал поставлять Витту весьма ценную информацию.

Расследование подрывной деятельности Южного общества было в то время не единственным направлением разведывательного-контрразведывательной деятельности де Витта. Он не прекращает заниматься внедрением своей агентуры в ряды польской аристократии, налаживает разведывательную сеть в Турции, в Молдавском и Валахском княжествах, то есть на всех возможных театрах военных действий Южной армии.

От И. Шервуда де Витт получает информацию о некоем тайном обществе греков в Харькове во главе с графом Н. Булгари. Затем выяснилось, что это тайное общество имеет своею целью освобождение Греции от турецкого ига. Задачи общества вполне соответствовали интересам России на Балканах, а его члены могли оказаться полезными в налаживании агентурной сети на греческой территории в случае войны с Турцией. Поэтому никаких репрессивных мер к данному обществу принято не было, хотя отныне де Витт и держал харьковских греков под своим наблюдением.

Выше мы уже упоминали о некоем противостоянии И.О. де Витта и всесильного А.А. Аракчеева. По словам С.Г. Волконского, это произошло из-за хозяйственных злоупотреблений де Витта, на слух о которых опальный декабрист ссылается в своих мемуарах. Примем во внимание, что ненавидеть де Витта после своего ареста Волконский имел все основания, а потому вовсе неудивительно, что он прибег к непроверенным слухам, чтобы хоть как-то опорочить в глазах потомков своего врага.

На самом же деле столкновение с Аракчеевым и, как следствие того, охлаждение отношений с императором Александром I имело совершенно иные основания. Причем Волконский не мог о них не знать!

Дело в том, что в одном из южных военных поселений жили старообрядцы. Готовые безропотно нести все тяготы воинской повинности, они наотрез отказались брить бороды. Де Витт, вполне понимая и разделяя их мотивацию, несколько раз слал в Петербург письма, прося пойти навстречу верующим и разрешить им в порядке исключения носить бороды. За это генерал получил «неудовольствие» императора и нагоняй от всесильного Аракчеева. Граф де Витт был публично назван «опасным либералом». Тогда это означало почти опалу и отставку. Казалось бы, одного этого было бы достаточно, чтобы толкнуть генерала в стан декабристов, но ничего этого не произошло. Де Витт оказался верен присяге и престолу. Замять дело и оградить де Витта от мести Аракчеева помог давний соратник де Витта генерал-адъютант А.И. Чернышев, пользовавшийся большим авторитетом, как при дворе, так и при императоре.

Из воспоминаний князя Л. Сапеги: «Генерал Витт рассказывал мне об этой страшной экзекуции над старообрядцами с отвращением. Он не был злым человеком, но выполнил полученный приказ…»

Что же касается либеральности графа, то современники единодушно отмечали присущую де Витту гуманность к людям, причем не только к своим, но и к потенциальным противникам.

А вот воспоминания князя Л. Сапеги о событиях 1813 года, когда де Витт в рядах российской армии вступил на польскую землю: «Мы жили спокойно в Кракове, когда из Варшавы приехал официалист моей матери с письмом от неё. Со слов известной особы она предупреждала меня, что русские войска намереваются ночью ворваться в Краков, для того чтобы увезти меня и ещё несколько человек. Впоследствии я узнал, что об этом сообщил моей матери генерал Витт, который относился дружески к ней и ко мне, и при содействии которого моя мать спасла, таким образом, несколько человек».