Тайный рыцарь

— Что, совсем плохо? — сочувственно шепнул русич. Давно и искренне Дмитрий сопереживал воеводе, которого, по выражению новгородца, «охомутала» непутевая молодуха. — Бросил бы ты эту княжну, Василь. Все равно проку от нее только титул, да и тот — не пришей кобыле хвост. А у нас на новгородчине такие девки! И покладистые, и работящие, и пышнотелые, и…

Бурцев лишь отмахнулся:

— Девок тех еще полюбить надо. А я Аделаидку люблю, какова она ни есть. И хватит об этом, Дмитрий. Дело давай говори. Чего стряслось-то?

Как выяснилось, озлобленные пруссы принесли в жертву раненых и немногих захваченных в плен немцев. Массовое жертвоприношение состоялось сразу же после битвы. Полонян даже не стали гнать в Священный лес, а попросту перерезали в молельном сарае Гляндова городища. Но прежде пруссы вызнали у самых разговорчивых орденских кнехтов, откуда, куда и зачем двигался отряд крестоносцев.

Судя по рассказам перепуганных пленников, тевтоны вышли из Наревского замка — того самого, что перегородил дружине Бурцева путь через болота, — оставив за стенами лишь малый гарнизон. Местный комтур со своими рыцарями, сержантами-полубратьями и многочисленной свитой из оруженосцев, кнехтов и слуг отправился в Кульм по призыву ландмейстера Германа фон Бальке, который после смерти Конрада Тюрингского временно выполнял в братстве Святой Марии функции верховного магистра[14]. Кроме того, из допросов пленных явствовало, будто с благословения посланца папы Григория IX в Кульме скоро должны провозгласить имя нового гроссмейстера ордена.

Впрочем, Бурцева сейчас больше интересовало другое.

— Если крестоносцы направлялись в Кульмские края, как же они вышли к поселку Глянды? — недоумевал он. — Как вообще отыскали нас в такой глухомани?

— Все просто, Василь, — невесело усмехнулся Дмитрий. — На орденском тракте тевтоны обнаружили следы лошадиных копыт. Следы выходили из леса и в лес же уводили. Разведчики отправились по протоптанной стежке.

— И?

— Следы привели немцев прямо к лесному острогу.

— Предательство?

— Нет, Василь. Глупость и жадность.

— Не понял…

— А ты вспомни прусские скачки и дележ кунингова добра. Состязания-то проходили как раз возле тевтонской дороги.

— Кто-то выехал на тракт? — догадался Бурцев. Новгородец кивнул:

— Азарт и жажда богатства оказались сильнее элементарной осторожности. Скакать по тракту все-таки удобнее, чем по лесу, и кто-то легкомысленно решил воспользоваться этой возможностью. Сами пруссы грешат на мальчишку, которому досталась шестая часть имущества Глянды. Якобы он сильно отставал, а потом вдруг неожиданно вырвался вперед. Но наверняка этого узнать уже не удастся: отрок мертв. Погиб в схватке с крестоносцами.

Бурцев вздохнул. Да, глупо как-то все вышло.

— Ты об этом мне хотел рассказать, Дмитрий? Это и есть твое безотложное и мудреное дело?

— Не совсем. Тут другое… Пруссы требуют, чтобы мы ушли. Немедленно и все до единого. Да ты сам пойди, вон, послушай…

Глава 27

У ворот частокола гомонила толпа. Громко, жарко, угрожающе. Подобным образом шумят, прежде чем вцепиться в горло врагу. Да, пруссы именно требовали. Требовали так, что стало ясно — будь их чуток побольше, суровые бородачи без лишних слов уже залили бы свой молитвенный сарай жертвенной кровью гостей-иноверцев по самую крышу.

Внезапному помутнению рассудка и будоражению умов немало способствовал одноглазый вайделот. Как выяснилось, Сыма Цзян вовсе не зашиб экс-Кривайто насмерть, а лишь отправил того в глубокий продолжительный нокаут. Сразу же после битвы с тевтонами одноглазый в сопровождении толпы вайделотов приперся в селение. Разъяренный, красноречивый и напористый, он объявил во всеуслышание, что набег крестоносцев — это справедливая кара за осквернение Священного леса, а пуще того — за неугодный богам поступок Кривайто, посмевшего взять под защиту святотатцев.

Дурацкие скачки и следы, указавшие путь немцам от тракта до самого лесного поселка, были мгновенно забыты. Боги гневаются и во всем виноваты чужаки — такое объяснение больше устраивало общину. Удобно и не столь обидно… К тому же пылающие жаждой мести души пруссов оказались благодатной почвой для обличительных речей. Даже дядьку Адама и его стрелков вайделоты под горячую руку причислили к пособникам чужеверцев и гнали прочь. А на Сыма Цзяна люди Глянды вообще взирали теперь с плохо скрываемой ненавистью. Боевой посох опального первосвященника больше не пугал взбудораженную толпу.

Воины Бурцева не прятали оружия, пруссы — тоже. И те, и другие ярились все сильнее. Дабы избежать бессмысленного кровопролития, нужно было оставить негостеприимное селение. Но сначала схоронили павших. Кое-как прикопали в мерзлой земле на приметном месте подальше от поселка и Священного леса. Потом начались сборы. Собирались под тяжелыми взглядами недавних союзников.