Тайный рыцарь

— Этого я не позволю никому! — твердо заявил вестфалец. Рука его легла на эфес меча.

— Тогда, будь добр, присмотри, пожалуйста, за моей супругой.

Бурцев сделал акцент на «моей супруге». У фон Берберга дернулась щека.

— П-почту за честь.

Что ж, по крайней мере, у Аделаиды будет надежная охрана. Вряд ли в столь укромном месте полячке потребуются услуги секьюрити, но уж ежели что, этот немец за княжну перегрызет глотку даже тевтону. Благородный поединок из-за прекрасной дамы — все-таки не бой на стороне прусских язычников, чьи жены и дети гибнут сейчас под немецкой сталью. Тут, надо полагать, рыцарская честь фон Берберга останется незапятнанной, даже если ему придется пролить драгоценную германскую кровь.

А если поединка не будет? Если немчура вздумает без боя сдать Аделаиду своим или, чего доброго, умыкнуть ее под шумок?

— Сыма Цзян, — окликнул Бурцев по-татарски китайца, — тут такое дело…

Старик, не дослушав, воинственно взмахнул боевым посохом:

— Моя пойдет с твоя, Васлав.

— Спасибо, отец, не нужно. Пригляди лучше за девушкой. И за рыцарем этим тоже. За рыцарем особенно. А то душа у меня неспокойна.

Китаец понимающе кивнул:

— Не волновайся, Васлав. Рысаря и его слуга не обижай твоя красависа. Моя все делай, как надо.

Ну, вот и славно! Имеется теперь защита и от защитника. Сыма Цзян будет начеку. И даже двум Фрицам нипочем не провести одного хитрого китайца. А уж коли дело дойдет до схватки, обоюдоострая палка мастера восточных единоборств быстро успокоит обоих. Такая палка и в таких руках дорогого стоит. В этом Бурцев имел возможность убедиться под Священным дубом.

Глава 24

Лезть к воротам — в гущу жестокой рубки, пешему, без доспехов, с одним лишь трофейным жреческим посохом в руках — верное самоубийство. Бурцев пошел в обход.

Рявкнул, пробегая мимо лучников дядьки Адама:

— Прикройте!

В прусское селение он ворвался через пролом в стене частокола. Сшиб с ног кривой вайделотской дубинкой преградившего путь кнехта. Добивать не стал — время дорого. Пусть это сделает дядька Адам. Второго противника, рыпнувшегося было наперерез, уже свалила певучая стрела. И третьего тоже…

Бурцев бежал к запертым воротам, за которыми гибли русичи, татары и монголы. Бежал, стараясь не ввязываться в драку. А драка вокруг была славная. Избиение беззащитных баб и детишек прекратилось. Орденская пехота теперь жестоко схлестнулась с набежавшими из леса прусскими мужиками. Кнехтов оказалось чуть побольше, да и вооружены они были лучше, но пруссаки в ярости поистине страшны. Когда они вершат возмездие, один троих стоит.

Оружие убитых кнехтов расхватывалось неистовствующими бородачами в мгновение ока. Только возле молельного сарая Бурцев смог сменить жреческую палку на немецкую секиру с длинной рукоятью. Уже кое-что!

Меткие стрелы Адамовой ватаги по-прежнему освобождали его от необходимости пробиваться через селение с боем и оберегали тыл. Толковая аккуратная поддержка лучников дарила лишние секунды. И Бурцев старался максимально использовать это время.

И-эх! — Он с разбега вскочил на внутреннюю насыпь у частокола. Ага! Возвышение небольшое, но поле боя — как на ладони. Лучшего командного пункта не придумать. И приказы отсюда, должно быть, слышно хорошо, а то ведь ни бунчуков сигнальных, ни барабанов под рукой нет. Хотелось, правда, не глотку рвать, а спрыгнуть вниз, да помочь ребятам только что раздобытой секирой. Но там внизу — в теснотище боя пешему ни хрена не увидеть, не понять, не организовать оборону. А секирой больше, секирой меньше — сейчас уже невелика важность. Толковый же приказ, отданный в нужную минуту, ценится куда выше.

За тыном Бурцев не хоронился. Поднялся в полный рост. Заорал. И по-татарски орал, и по-русски:

— Дмитрий, дурень, не рассыпайся! Собирай новгородцев в кулак, сдвигай вправо! В середке народу много — там кучкуйтесь! Бурангул, давай назад и влево, уводи стрелков, кто уцелел, за ханских панцирников!

Его зычный голос разносился над полем боя, перекрывая шум сражения.

— У ворот стенку стройте, Дмитрий! У ворот, где нукеры стоят. Вместе с ними стройте, а не порознь. Плотнее щиты! Плотнее! Копья! Копья вперед. Вправо сомкнись! Бурангул, ты куда прешь? Назад отходи — к воротам! Все отходите! Все! Мать вашу, шайтаны недорезанные! Раненых не бросать!

Нежданное возвращение воеводы вдохновило и новгородцев, и степняков. Бойцы воспрянули духом. Разрозненные группки кочевников и русичей, повинуясь приказам Бурцева, сливались в единое целое, ставили перед тевтонами сплошную линию щитов и копий, через которую без разгона, так просто, и не проломишься.

— Теперь держать! — надрывался он. — Держать оборону! Как открою ворота — лучники внутрь!

Заметили горластого военачальника и вражеские всадники. Один из крестоносцев, исхитрившись, вклинил-таки коня между пешими ратниками и частоколом, протиснулся поближе, попытался с седла срубить человека на стене. Низенький прусский тын ненамного вознес Бурцева над сражающимися. Так что достать его длинным рыцарским мечом всаднику было вполне по силам.