Тайный посол. Том 2

Все молчали. Не хотели ни словом, ни делом вмешиваться в страшные приготовления. По стародавнему запорожскому обычаю, ни один братчик не мог взять на себя позорной обязанности палача. Осужденный к повешению запорожец должен был сам приготовить петлю, сам выбрать ветку, завязать на ней веревку, подъехать верхом и, накинув петлю на шею, ногами ударить коня под бока…

Многогрешный долго приглядывался к веткам. Выбрал самую крепкую, перекинул через нее конец веревки, затянул одну петлю…

Но тут силы изменили ему. Он повалился на гриву коня и зарыдал.

– Братчики, милые, простите, смилуйтесь! Хотя бы пристрелите!..

Вид его был жалок. Вздрагивая всем телом, размазывая слезы по грязному лицу, он скулил:

– Братчи-ики-и-и!..

– Будет тебе петь лазаря, скотина! – прикрикнул Метелица. – Сам знаешь, что никто не захочет поганить руки о такую тварь, как ты! Стань хоть в последнюю свою минуту человеком, умри как подобает!

Многогрешный застыл в смертельном ужасе, но вдруг засуетился, заспешил, судорожно поправляя зачем-то на себе одежду… Потом одним махом накинул на шею петлю и сильно ударил коня ногами…

9

В комнате сидели пятеро: Палий, Арсен Звенигора, Роман Воинов, Яцько и Семашко. На столе перед полковником лежал свернутый свиток бумаги.

Палий пригладил рукой густые волосы, обвел взглядом присутствующих.

– Друзья мои, – произнес он торжественно, – вы слышали, что я написал в Батурин, гетману Самойловичу… Считал и считаю, что поступаю правильно, ибо лишь оттуда мы получали и получаем помощь во время лихолетья, опустошающего нашу землю. Вот и недавно, когда я по милости Яблоновского сидел в каземате, из Киева прибыли в Фастов два обоза с харчами и оружием… Без этой помощи ни мы в Фастове, ни Самусь в Богуславе, ни Искра в Корсуни и Абазин в Немирове не смогли бы продержаться и года…

– Правильно, батько, – сказал Арсен.

– Остается препроводить эти письма по назначению. Кому-то нужно ехать, сынки мои…

– Кому же, как не нам с Романом. Ведь так, Роман? – обратился Арсен к побратиму.

– Твоя правда, – ответил тот.

Но тут поднялся молодой Семашко. Был он, как и мать, чернявый, красивый, с быстрым взглядом темных глаз.

– Нет, батько, – горячо возразил он. – На долю Арсена и Романа и так выпало немало тяжких дорог. Пора и меру знать! Мы с Яцьком только вступаем на одну из них… Так пускай это будет для нас первым испытанием. Верь – не подведем…

Палий любил Семашко, как родного сына. И сейчас любовался его красотой, радовался, видя решительность, зрелую отвагу, которой дышала вся его молодецкая стать. Полковник не сомневался в нем.

Он перевел взгляд на Яцька. Этот голубоглазый белокурый парень более хрупок на вид – выдержит ли?

– Как ты, Яцько?

У того загорелись глаза.

– Дозволь, батько! Сделаем как надо… Пора и нам начинать!

Они стояли рядом, юные, сильные, полные жажды действовать, и с надеждой смотрели на полковника.

– Ладно, – согласился Палий. – Поедете вы! И верно, нужно и вам когда-то начинать!

10

Стоял теплый весенний день. Золотой шар солнца медленно катился по просторному голубому небу. Несся радостный журавлиный крик – кру, кру… Роща под горой зеленела молодой листвой, тянулась вверх тугими гибкими ветвями. Весело звенел над полями неутомимый жаворонок.

По дороге, круто поднимавшейся вверх, шагал Спыхальский с оседланным конем в поводу. На боку у пана Мартына – сабля, к седлу приторочены дорожные саквы. Следом двигалась фура с парусиновым верхом. Правила лошадьми Зинка, крепко держа в сильных, загорелых на весеннем солнце руках ременные вожжи. Из-за ее спины выглядывали две чернявые головки – мальчика и девочки.

Позади взбирались в гору пешие Арсен со Златкой и Роман со Стехой.

На вершине, откуда в одну сторону открывался широкий вид на красавицу Унаву, извивавшуюся меж зеленых берегов, а в другую – на фастовскую крепость, стоявшую на соседней горе, Спыхальский остановился, нацелил в небо острия своих усов и стал приговаривать:

– Эхма, как тутай красиво! Так красиво, что, прошу панство, – он раскинул руки, – схватил бы всю эту землю в объятия, прижал бы к груди да так и умер от великого счастья!

– Не умирай, пан Мартын! Мы надеемся еще не раз видеть тебя в Фастове, у нас в гостях, – сказал, подходя, Арсен и положил ему руки на плечи. – Знай, что здесь тебе всегда будут рады.

– Дзенькую бардзо, Арсен, за твое доброе сердце! Кабы не туга по отчизне любимой, то остался бы тутай с вами! Но должен ехать, ибо та земля польская – родная и так же прекрасна, как и ваша… Кличет она меня, манит к себе, как мама милая. – В его голубых глазах блеснули слезы, он начал прощаться. – Прощайте, друзья мои дорогие! Пусть вам счастливо живется-можется! Люблю вас, как родных! Не забывайте пана Мартына, а он вас до последнего дня своего не забудет! Пани Зинка будет напевать вечерами ваши чудесные песни, и мне станет казаться, что я снова с вами – и в радости, и в горе… Если же доведется кому из вас быть в наших краях, то помните, что есть там сельцо Круглики, что живет в нем ваш побратим и верный друг Мартын Спыхальский!