Тайный посол. Том 2

– Однако ж… – Яблоновский вскочил на ноги, и рука его потянулась к сабле.

– Панове! Панове! – Собеский повысил голос. – Этот спор ни к чему! Пан Станислав, ты ставишь меня в неловкое положение… Я действительно обещал казачьим полковникам дать приговорные грамоты на те города и земли, где они живут со своими казаками… Я человек слова. И грамоты уже подписаны мной. Вот они. – Говоря это, король открыл ларец, стоявший в изголовье его походной кровати, достал пергаментные листы, вложенные в сафьяновые переплеты, и вручил их полковникам. – А деньги получите, когда вернетесь домой… Об этом не беспокойтесь!

Полковники были разочарованы и не пытались скрыть это.

– Как нам идти к войску, ваша ясновельможность? Казаки надеются, что мы принесем деньги! – воскликнул Искра. – При разделе трофеев нас тоже обошли… Самое лучшее забрали австрийцы, чуть похуже – поляки, а нам, не во гнев сказать, дулю с маком!

– Слово чести, я не потерплю такого тона, каким разговаривают паны полковники с королем Речи Посполитой! – вновь вспылил Яблоновский.

Но Собеский, настроенный миролюбиво, расхохотался:

– Ха-ха-ха! Полковник метко выразился, пан Станислав! Ибо Леопольд и венский двор всем поднесли дулю с маком! И если бы я не был заинтересован в том, чтобы до конца разгромить турок, то плюнул бы на всю эту кампанию и еще из-под Вены вернулся домой!

Полковники откланялись и вышли из шатра.

– Обдурят нас паны, – сердито пробурчал Абазин. – А казаки намылят шею!

– Сказал пан – кожух дам, да словом его не согреешься, – поддержал товарища Искра. – Не видать казакам денег как прошлогоднего снега!

– Я тоже так думаю, – сказал Палий. – Вот – дал нам король бумажки, то есть заплатил за нашу кровь нашей же землей, – и бывайте здоровы!

– Боюсь, друзья, как бы не попали мы снова в ляшскую кабалу! – воскликнул Самусь. – Обещают паны деньги, притворные грамоты дают, а как почувствуют в себе силу – на шею сядут!

– С той поры, как разорвал проклятый Юрась Украину на две части, – все наши беды! Конечно, король мягко стелет, да жестко спать нам будет, – согласился Палий. – Панство уже сейчас примеряет ярмо на наши шеи. Видали, как расхорохорился Яблоновский? Готов был с саблей наброситься!

– Надо что-то придумать, хлопцы! – разволновался Самусь.

– Чего думать? Прежде всего – собирать силы, заселять пустые земли, организовывать войско! – уверенно ответил Палий. – А тем временем засылать тайных послов к гетману, чтобы взял Правобережье в свои руки… Иначе куда податься? От хана – погибель, от султана – галеры, а от короля – извечное ярмо! Так я говорю, друзья?

– Мы все одной думки с тобою, Семен! – горячо заверил Абазин.

– Все! – в один голос поддержали его Самусь и Искра.

Палий внимательно посмотрел на каждого и, чеканя каждое слово, сказал:

– Тогда на этом и стоять будем!

4

Польское войско торопилось домой.

Отдельно от поляков, не теряя их из виду, двигались казачьи полки. Раненые возвращались на возах своих побратимов и товарищей.

Умирал Иваник. Умирал тяжело, в страшных муках.

Кусок татарской стрелы, застрявший глубоко в животе, жег его адским огнем. Казак весь почернел, как головешка, только глаза блестели. Он беспрерывно просил пить. Спыхальский, который вез Иваника на своем возу, настелив ему перин и подушек, прикладывал к его воспаленным губам глиняную бутылку – тот, отпив из нее глоток или два, на некоторое время умолкал. Когда боль становилась нестерпимой, кричал слабым голоском, как ребенок:

– Зинка! Зи-инка ми-илая!.. Ой, спаси, погибаю, знаешь-понимаешь!..

Спыхальский натягивал вожжи, умеряя бег лошадей, хотя и рисковал оторваться от своих и стать добычей любителей легкой наживы, которых так много слонялось вблизи дороги. Украдкой смахивал с усов слезу – больно ему было смотреть, как мучается этот человечек, походивший скорее на мальчонку, чем на взрослого мужчину.

После короткой передышки Спыхальский брался за кнут, торопился догнать уехавших вперед товарищей. Воз тарахтел по неровной, размытой осенними дождями дороге, подскакивал на выбоинах, вытряхивая из несчастного Иваника всю душу.

– О-ой! – кричал умирающий. – Тише поезжай, пан Мартын, а не то все потроха растеряю, черт побери! Нет никаких сил терпеть… Или убей, умоляю тебя! Убей… Чтобы не маяться…

Под вечер казаки остановились на высоком берегу быстротечной Тисы на ночлег. Спыхальский поставил свой воз у самого обрыва, под развесистым кустом калины, густо усыпанным ярко-красными гроздьями.

Солнце заходило за далекие горы, в долине постепенно сгущались вечерние сумерки.

В какой-то момент, глядя на Тису, горы и густые леса на холмах, Иваник вдруг почувствовал, что боль, мучавшая его все эти дни, исчезла и тело стало необычайно легким, почти невесомым.

Он холодеющими руками ощупал живот, грудь, и ему показалось, что нет у него ни живота, ни груди. Осталась одна голова, лежавшая на подушке.

– Пан Мартын! – неожиданно громко крикнул он.

– Чего тебе? – испугался Спыхальский. – Что случилось?

– Помираю…

Поляк уронил торбу с овсом.

– Ты что – шутить вздумал иль сдурел, холера ясная?