– Сатана помутил тебе разум, пан Чернобай, – зашипел Хорь. – Запорожцы схватят нас раньше, чем мы успеем открыть ворота! Натягивай поглубже шапку – и айда на вал!
– Там нас, дурень, так же быстро схватят! Слушай, что я говорю! С вала скатишься – поломаешь ноги, и тогда не миновать лап запорожцев!.. Нет, единственный выход – руками татар уничтожить Сечь! Она для нас как бельмо на глазу… Пока янычары как-то отбиваются, надо впустить татар!.. Пошли!
Роман выхватил из-за пояса пистолет, взвел курок. Отступил на шаг от двери… Так вот какие птицы залетели сюда! Сам Чернобай со своим пахолком!
Дверь широко распахнулась – и на пороге появилась темная фигура.
Грянул выстрел. Передний – это был Хорь – упал на своего спутника. Тот кинулся назад и по проходу между столом и нарами побежал в глубь куреня.
– Стой! Стой, иуда! – кричал Роман и бежал следом.
Чернобай вскочил на нары, пригнулся и внезапно нырнул в выбитое окно.
– Не уйдешь, собака! – крикнул дончак, перепрыгивая через подушки, рядна и кожухи, в беспорядке брошенные запорожцами во время тревоги.
Он добежал до окна и с разбегу выскочил через него во двор. Позади него кто-то хекнул, словно забивая сваю. Свистнула сабля. Роман, вылетев из окна, кувырком покатился по снегу. Это его и спасло. Чернобай целился в голову – сабля рассекла воздух и на всю ширину лезвия вонзилась в липовый подоконник. Пока Чернобай выдергивал ее, Роман вскочил на ноги. Лязгнула сабля, высекая искры.
Бой между ними был короткий, но яростный. Полученное в Чигирине ранение еще давало себя знать, и Роман, чувствуя, как покачнулась под ним земля, начал потихоньку отступать назад. Ободренный этим, Чернобай усилил натиск, чтобы быстрее покончить с казаком.
Одного не учел Чернобай – Роман мастерски владел саблей. Зная, что долгого напряжения ему не вынести, Роман неожиданно развернулся в сторону и тыльной частью сабли снизу резко ударил по сабле противника. Она звякнула и переломилась. Чернобай остолбенел. Роману ничего не стоило пронзить его насквозь, но такую птицу надо было брать живьем. Поэтому приставил к горлу Чернобая острие сабли и стал теснить его к куреню, пока не прижал к стене.
Так и стоял дончак, боясь хоть немного отпустить от стены врага, так как знал: если тот бросится бежать, то сам догнать не сможет.
– Роман, ты что тут делаешь? – послышался удивленный голос Звенигоры.
– Сюда, Арсен, сюда! – крикнул не оборачиваясь Роман. – Глянь, кого я поймал!
Он только краем глаза заметил, как Арсен с каким-то турком приблизился к нему.
Чернобай пытался опустить голову, чтобы на лицо не упал свет от месяца, но Роман кольнул его в подбородок, заставив запрокинуть голову.
– Чернобай?! – воскликнул Арсен. – На Сечи?! Как ты здесь очутился?..
Тот молчал.
– С турками и татарами прибыл, – пояснил Роман. – Хотел орду в Сечь впустить. Что с ним делать? Прикончить на месте, пса?
Арсен задумался. Медленно произнес:
– Не-ет, пусть судит товариство! Запрем до рассвета в холодную!
– Арсен, ты имеешь право судить его сам, так и суди! Я только ради тебя задержал его на этом свете…
– Спасибо, брат. Но мой суд – все равно что самосуд. А этот изверг перед всем народом виноват. Так пусть все товариство судит… Ну, иди, Чернобай! Утром поговорим с тобой, чертово семя!
Чернобай наклонил голову, медленно потащился вдоль куреня. За ним шли трое: Роман, Арсен и Сафар-бей.
5
К утру побоище в Сечи закончилось. Лишь полторы тысячи янычаров и спахиев выбрались из западни, в которую сами забрались. Первые беглецы еще до рассвета принесли хану известие об ужасной гибели своих товарищей. Забыв о своем высоком положении и о тысячах простых воинов, темной массой стоявших в конном строю вокруг, хан простер к небу руки и страшно, отчаянно завыл, оскалив на месяц острые белые зубы.
– У-у-у! Шайтан!.. Горе нам!.. У-у-у!..
Он ударил коня под бока и помчался в степь, прочь от Днепра. За ханом, взбивая ударами конских копыт мерзлую землю, двинулась орда.
Посланный Сирко в погоню конный отряд запорожцев не смог догнать врага. Преодолев по льду Днепр и подскакав к сторожевой заставе, отряд остановился на холме. Всходило солнце. Внизу расстилалась голая безлюдная степь. На ней, по направлению к Перекопу, лежал широкий – на целую версту – след от десятков тысяч копыт. Вдали по белой снежной пустыне катилось, постепенно уменьшаясь, темное широкое пятно. Это бежала объятая смертельным страхом крымская орда.
Арсен подъехал к казацкой заставе. До его слуха донесся из землянки чуть слышный стон.
– Братья, сюда! Наших здесь порезали! – крикнул Арсен.
В землянке пахло дымом и кровью. Переступая через трупы, Арсен прошел к лежанке. Там сидел на полу Товкач. Из груди его вылетал глухой, натужный стон. Арсен приподнял товарищу голову, заглянул в чуть приоткрывшиеся глаза.
– Брат!..
Товкач вздрогнул, долго, как сквозь мглу, всматривался в лицо, склонившееся над ним.
– Ты, Арсен?
Тот пожал холодеющие руки казака.
– Да, это я.
Напрягая все силы, Товкач прошептал:
– Как… там…
Его было чуть слышно, но Арсен понял, о чем он хотел спросить.