Менее чем за неделю до начала войны Зоя Ивановна подготовила аналитическую записку для доклада И. В. Сталину, в которой утверждалось: страна на пороге войны.
Докладная записка оказалась объемной, ведь охватывался период с ноября 1940 по середину июня 1941 года – даты, источники, выдержки из сообщений. Всего – пятьдесят выдержек, и одно заключение в самой краткой форме: нападения можно ожидать в любой момент!
17 июня документ был закончен, и в его последних строках прозвучало:
Это была цитата из разведсообщения «Корсиканца». Записка, доложенная И. В. Сталину руководителем внешней разведки П. М. Фитиным, была воспринята как паническая.
До начала войны оставались считаные часы.
И здесь сыграло трагическую роль в определении даты войны не только недоверие главы нашего государства к своей разведке – внешней и военной, но и изощренная дезинформационная кампания немцев.
В результате этой кампании наша внешняя разведка в определенной степени была скомпрометирована в глазах своего руководства: источники самого высокого ранга в Германии, Японии, Англии, США и в других странах сообщали те сведения о дате нападения на СССР, которые распространялись в военных, промышленных, дипломатических кругах Третьего рейха с целью дезинформации.
Германская «машина» введения в заблуждение противника отрабатывала свои «технологии блефа» на операциях «Гельб» (против Бельгии), «Вайс» (против Польши), «Грюн» (против Чехословакии), «Зонненблюм» (военные действия в Африке), «Марита» (против Югославии и Греции), «Моркой лев» (против Великобритании).
К этому моменту Коротков уже более десяти лет работал в разведке, причем многие годы на нелегальном положении за рубежом. Его странами были Германия и Франция, выезжал с острыми оперативными заданиями в Австрию, Швейцарию, Норвегию. Он повышался в должности и был награжден орденом Боевого Красного Знамени (1938).
Негативную роль в таком отношении наркома к Короткову сыграла его служебная близость к окружению бывшего наркома Ягоды, среди которого – ушедший на Запад резидент НКВД в Испании Орлов и другие «враги народа».
Натура идейного борца и высокого уровня профессионала Александра Михайловича не захотела мириться с такой жесточайшей несправедливостью. Он пошел на беспрецедентный по тем временам шаг: написал личное письмо на имя наркома Берии.
Говоря о своей работе в органах, он, в частности, отмечал:
Короткова поддержали товарищи по работе – сотрудники разведки и партком ГУГБ НКВД. Берия вызвал к себе разведчика для беседы и подписал приказ о его восстановлении на работе.
И снова активная работа – Норвегия и Дания, где Коротков восстанавливает связь с законсервированными источниками информации. С середины 1940 года он – в Берлине с заданием восстановить связь с «Брайтенбахом» и организовать работу с «Корсиканцем» (разработка всех его контактов с целью новых вербовок среди них). Затем в работу снова вводится «Старшина».
Из Берлина начала поступать информация от десятков источников.
Понимая неизбежность войны и зная позицию Москвы, что слухи о войне – это провокация, Коротков в марте 1941 года пишет личное письмо наркому Берии. Он ссылается на информацию «Корсиканца», аргументирует свои выводы и просит Центр перепроверить сведения через другие источники:
От немецких антифашистов из «Красной капеллы» поступает обширная и хорошо аргументированная информация о считаных днях до агрессии Германии против СССР. Это подтверждается другими источниками берлинской резидентуры.