Морелль начал каждые 2-3 дня делать Гитлеру двойные уколы глюкозы, отмеченные в его записях только как “обычные уколы” или просто большой "X".
31 января 1943 года
Ночные боли в животе и сильный метеоризм после употребления зелёных бобов. Двойной укол глюкозы.
Несмотря на проблемы, диктатор находил время позаботиться о маленькой группе стенографистов, бесконечно строчащих за его столом для совещаний: Тете, Рейнице, Дорре, Хаагене и остальных. 4 февраля Тет записал в стенографическом дневнике: “Когда мы ненадолго остались наедине с фюрером, он обратился к нам. В комнате было очень холодно, и в своей любезной манере он сказал, что мы, вероятно, замерзаем, и он собирается разжечь для нас электрический камин, чтобы согреть наши места за столом. Он сказал, что сам не выносит жары, когда склоняется над столом с картами, потому что у него болит голова. Когда доктор Рейниц прокомментировал: “Если уж солдаты снаружи терпят холод, снег и гололёд, то и мы как-нибудь справимся", – фюрер заговори о фронте так, как мы не слышали раньше".
Нервное напряжение этих гражданских служащих было огромным. Каково же было психическое напряжение у Гитлера? Но он продолжал сражаться с помощью Морелля и его иглы для подкожных инъекций. 17 февраля, как мы видели, он поехал в Запорожье на встречу с Манштейном, затем в свою старую штаб-квартиру в Виннице. В "Вервольфе", который был спроектирован только для летнего использования, было ужасно холодно. Тет записал 20 февраля: “Полуденное военное совещание было коротким – всего 57 минут, – но холодным. Должно быть, фюрер заметил, что мы дрожим, потому что после этого заговорил с нами. Я сказал, что когда долго сидишь неподвижно, то действительно мёрзнешь”. Гитлер пообещал установить обогреватель.
К следующему полудню появилась небольшая изразцовая печь.
Почти каждый день Морелль записывал: “уколы как обычно”. Иногда он просто записывал: “как обычно”.
С приходом весны военный кризис миновал. 16 марта танковые войска генерала СС Зеппа Дитриха отбили Харьков, и три дня спустя Гитлер почувствовал, что может покинуть штаб и улететь обратно в Берлин. “Полёт над немецкими территориями, – писал Тет, – был замечательным, я очарован. Столица рейха великолепно раскинулась под нами в голубом солнечном свете... Правда, мы могли также видеть полосу разрушений, оставленную [британским] воздушным налётом в ночь с 1 на 2 марта”.
Два дня спустя Гитлер посетил поминальную службу по жертвам бомбардировок, а затем специальным поездом уехал из Берлина в Мюнхен. 22 марта машина отвезла его по извилистым улочкам к вилле в Бергхофе на склоне горы. Морелль последовал за ним через 2 дня после этого.
24 марта 1943 года
В Оберзальцберг прибыли в 22:00. Там плохие условия [тёплый горный ветер] и внезапная волна жары. Говорит, что у него болит голова и стучит в висках. Он жил в районах с низким давлением с середины ноября 1942 года, и теперь эта внезапная перемена; более того, ещё неделю или 10 дней назад он постоянно беспокоился об усилении восточного фронта.
24 марта 1943 года я прибыл в Бергхоф из Мюнхена в 20:00. В 21:30, после военного совещания, меня вызвали к фюреру. Он пожаловался на сильную пульсирующую боль в голове. Височная артерия сильно опухла. В целом выглядит усталым и вялым. Фён![9] Он здесь с вечера 22 марта.
Измерил ему кровяное давление. Оно 170-180 мм! Сделал ему 2 внутривенных укола 10 мл септоиода, дал 2 столовые ложки бром-нервасита и таблетку опталидона. Во время уколов в голове у него начало проясняться, и вскоре пульсация прекратилась.
Просидели в оживленной беседе до 02:30 ночи у камина (но без огня!), и я проследил, чтобы он подышал свежим воздухом. Фюрер продолжал говорить, что уже чувствует себя намного лучше.
В конце марта и в течение апреля Морелль начал замечать, что Гитлер не высыпается.