Удивительная эта, между прочим, напасть: герцоги, принцы, князья, короли — как из рога изобилия! Будто и не было революции, которая, как старое прогнившее тряпье, сбросила с плеч и развеяла по ветру все эти помпезные ярлыки привилегированности, заменив их на одинаковое для всех звание — гражданин. И вот — нате вам — целый сонм новой, свежеиспеченной знати!
Новые титулы отныне даются не по названию местностей, где эта, с позволения сказать, знать родилась и где ее родовые замки, а по имени городов и селений, куда ступила нога солдата. Причем, даже не твоя собственная, герцог или князь, а батальонов, полков и дивизий, тебе даже не подчиненных. Ну, а если кто этими дивизиями командовал, тут доходит иногда до курьезов. Маршал Массена под небольшой австрийской деревушкой терпит сокрушительное поражение, а ему в память о том — князь Эсслингский. И неужели не чувствует император, что честь, коей удостаивает, отдает если уж не издевкой, то насмешкой?
А Кадорский в честь чего? Право, не слыхал сего географического названия. Зато с посланиями вашими знаком — пухленькие, дотошные. Вылитый ваш, сударь, портрет и ваш въедливый и до приторности исполнительный канцелярский характер.
Э, да тут целый трактат, к тому же еще, как сказано в первых строках. — по поручению императора!
«Императору угодно, господин посол, чтобы вы, получив наше послание, по возможности не теряя времени, вступили в разговор с императором Александром по вопросу, затрагивающему интимную сторону, очень важную для особы его величества императора Франции».
Каково начало! Едва успеваешь дух перевести. Ага, да это же о самых что ни на есть сердечных делах!
«В Эрфурте, как вам известно, императору Александру был сделан намек на готовящийся развод. Карь должен вспомнить, что у них с императором был по этому поводу разговор и что он сказал ему, что император Франции может рассчитывать на его сестру, великую княжну Анну.
Императору угодно, чтобы вы откровенно и просто приступили к обсуждению вопроса с императором. Александром и обратились к нему со следующими словами:
«Я имею основание думать, что император под давлением всей Франции склоняется к разводу. Могу ли я известить, что можно рассчитывать на вашу сестру? Подумайте об этом, ваше величество, в течение двух дней и ответьте мне откровенно, не как посланнику Франции, но как человеку, глубоко преданному обоим семействам. Я не делаю формального предложения, я прошу только искренно высказать мне ваше мнение. Если я решаюсь на этот шаг, то только потому, что более чем привык говорить, ваше величество, все, что думаю, и не боюсь, что вы когда-либо поставите меня в неловкое положение».
Это — мои слова? — усмехнулся Коленкур. — Ну, конечно же, это то, что я должен буду сказать императору России, как только окажусь у него на приеме. Это, так сказать, моя роль из пьесы, которую сочинил великий драматург Шампаньи, перед чьим именем должна померкнуть отныне слава самого великого Мольера!
Глядите, тут же, рядом с текстом моей роли — подробные указания актеру, сию роль исполняющему:
«Разговаривая с императором, вы должны делать вид, что действуете сугубо по собственному убеждению».
Нет, вы подлинный Мольер, мой обожаемый министр! Однако что же в инструкции далее? Что о самом предмете, вокруг которого такая таинственность и конфиденциальность? Что мне надлежит выведать и сообщить в Париж о невесте? Ведь как можно вести разговор о предполагаемой женитьбе и не поинтересоваться тем, что же представляет из себя русская княжна?
Ага, вот наконец и вопросы, которые мне доверяется выяснить о невесте:
«Вам поручается также осведомить нас о качествах молодой великой княжны, в особенности о времени, когда она будет в состоянии сделаться матерью, так как при существующих условиях разница в шесть месяцев имеет значение».
Фи! Это что же такое, ваше величество, прикажете, прошу прошения, мне под юбку лезть? Да и как понимать шесть месяцев? Выходит, император уже, так сказать, наметил даже срок, когда на свет должен будет появиться наследник? Однако посол — не гинеколог и не акушер… А как же развод? Впрочем, могу поклясться, что эта сторона дела тоже продумана во всех мелочах: за дело ведь взялся не кто-нибудь, а сам великий стратег, который не начинал еще ни одного своего сражения, не продумав каждый шаг, каждый предполагаемый в нем маневр. Так, безусловно, детально, со всеми нюансами продумано и расставание с тою, кого еще недавно император считал самой любимой, самой дорогой.
Коленкур отложил послание и откинулся в кресле. Развод и новая женитьба. Разрушение одной семьи и создание другой. Да он ли сие задумал, император, для которого еще недавно семья была святыней, а развод он считал преступлением?
Взгляд Коленкура невольно обратился к портрету молодой женщины, что стоял на его письменном столе. Адриенна, дорогая и любимая Адриенна! Это между тобою и мною встал однажды человек, который теперь через Шампаньи просит меня, своего посла, оказать содействие в обретении собственного счастья.