Тайный агент

  Тот ничего не ответил, а, как-то загадочно улыбаясь, вышел из кабинета. Сердце Лёни ушло в пятки, он нутром почувствовал неладное и оказался прав. Через пару секунд командир вернулся и, схватив Лёню за грудки, довольно произнёс:

– Слушай, ты, сучёнок, на кого рот открыл?! Я тебя гниду одним пальцем раздавлю! Не ответишь на мой вопрос, тут же убью. Что это? Чья это кровь! – командир махал перед носом Лёни брюками, испачканными в крови.

– А, впрочем, можешь не отвечать. Я и без тебя знаю.

   Несколько секунд Лёня молчал, понимая, что это конец, кровь на брюках была Артиста. Испачканный кровью халат он постирал сразу, но впопыхах спрятал брюки в угол за умывальник, надеясь постирать потом, и забыл про них. Но спасение пришло неожиданно: он вдруг вспомнил, что в прачечную бельё ещё не сдавали, и рубашка Коли, вся в крови, лежит в ящике для грязного белья. Грубо убрав руку командира, понимая, что уверенность в словах и действиях – его спасение, Лёня вызывающе бросил:

– Это я у вас должен спросить, – и он уверенным шагом подошёл к ящику и достал грязную рубашку Коли.

   Теперь он, размахивая перед командиром рубашкой, язвительно и тихо произнёс:

– Что такое должно было произойти, чтобы один боец был весь в мелких ранах, другой избит до полусмерти, и, вдобавок, оба были брошены в мороз одни в лесу, и как результат – у обоих обморожения. Я сам был весь в крови, оказывая ребятам помощь.

   Командир обескуражено смотрел на Лёню, не зная, что ответить. А Лёня, между тем, нападал.

– По какому праву вы тут устраиваете обыск?! Я буду вынужден написать начальнику лагеря на вас рапорт. Нет, даже два! Второй будет касаться превышения вами служебных полномочий. Зря я в тот раз поверил вам и не дал хода делу с разодранной кистью у Сергея.

   Лицо командира выдавало всю ту палитру ненависти, которую тот испытывал к врачу, но не мог высказать. Казалось, он готов убить Лёню, так неистово сжимались его кулаки, чувствовалось, что он изо всех сил старается сдержаться. Лёня потом долго будет вспоминать те минуты, когда он, замерев от страха, всё же нашёл в себе силы спокойно стоять и, не отводя взгляда, смотреть на командира. То ли под влиянием смелости врача, что доказывало его правоту, то ли по какой другой причине, но командир сумел обуздать свой гнев и уже спокойно спросил.

– У вас мои ребята, как они?

– Я думал, что вы вчера ещё зайдёте, ибо состояние ребят из рук вон плохое.

– Да некогда всё было… Леонид Александрович, – командир стал любезен, – честное слово в последний раз.

– Вы сломали Сергею психику, он всё время плачет, и я не думаю, что он в состоянии вернуться в строй.

– Хорошо. Значит дозрел. За него вы не переживайте, я пришлю к нему нужного человека. Он для нас пока не потерян.

– О чём это вы?

– Да, это у нас свои дела, пусть они вас не волнуют. А что со вторым?

– У Коли переломы и отбиты многие внутренние органы, – Лёня беспощадно врал, чтобы испугать командира.

– Когда он сможет вернуться в строй?

– Не раньше, чем через две недели.

– Так долго?

– А вы что хотели?! Ваши садистские выходки не знают границ.

– Ну, полно вам горячится. Две недели – так две недели… Да, кстати, к вам Артист не заходил?

– Артистов мне только не хватало! – Лёня сделал вид, что не знает никакого Артиста. Он быстро отвернулся от командира, чтобы ненароком не выдать себя. Чуть позже сделал вид, что собирается уходить.

– Странно, сказали, что он к вам пошёл. Значит, не видели?

– Не знаю я никакого Артиста, мне не до развлечений, – чтобы скрыть тревогу, которая вновь возникла у него в груди, Лёня говорил демонстративно громко и раздражённо.

– Всё, всё, ухожу, извините за вторжение, – уже в дверях командир как бы повинился.

Выйдя из санчасти, командир прямиком пошёл к начальнику лагеря. В дверях он столкнулся с медсестрой. Они обменялись презрительными взглядами, но не обмолвились ни словом.

Начальник его ждал.

– Ну, что там, Роман? Узнал, где Артист? – начальник лагеря начал задавать вопросы, едва командир открыл дверь его кабинета.

– Нет. Молчит сука, но это его вина, точно, – командир вошёл в кабинет, но садиться не стал. Нервно меряя комнату шагами и громко ругая Лёню, командир мелькал перед глазами начальника, которому приходилось следить за его перемещениями, что вызывало в нём раздражение. Но, не смотря на неудобства, тот не спешил останавливать командира, решив, очевидно, дать ему высказаться.

– Сука, на куски порву, ишь – вздумал хорохориться передо мной! Смелость свою показывает. Собственными руками задушу! Думает, обхитрил меня. Ещё не родился такой смельчак! Да я насквозь его вижу. Мне не надо ничего доказывать. Это он убил.

– Чего ты взбеленился? Шило, что ли, в одном месте. Сядь и толком расскажи, – начальник лагеря всё же не выдержал и одёрнул командира.

Тот, ворча себе что-то под нос, всё же прошёл и сел на стул.

– Так-то лучше. Я с Клавой поговорил. Не появлялся у них Артист. Ни разу.

– Врёт!

– Чего ты так на Лёньку взъелся? Вроде бы ваши пути не пересекаются. Что не поделили?

Командир хмыкнул.