Тайные тропы

Денис Макарович привлек к себе седую голову жены, погладил:

— Я тоже люблю его, но есть и другая причина, Полюшка…

— Какая же?

— Василия жаль. Хороший он человек, привык к Игорьку, полюбил его. Возьмем мы к себе мальчонку — останется Василий как без рук.

Пелагея Стратоновна задумалась. Муж сказал правду: она забыла о Василии. Действительно, ему одному будет очень тяжело. Трудно даже сказать, кто из них в ком больше нуждается: Игорек в Василии или наоборот.

— И как же быть? — Пелагея Стратоновна нерешительно поглядела на мужа.

— А так и быть, Полюшка: заботиться надо и о том и о другом, а разлучать их не следует. Пусть Игорек у нас почаще бывает… Подбери ему что-нибудь из Лениной одежонки — он совсем пообтрепался, а зима на носу…

На комоде звонко тикали часы. Денис Макарович поднес их к свету — стрелки показывали без пяти пять. Он вышел на крыльцо. На улице было еще довольно людно, но Денис Макарович сразу отметил приближающегося к дому покупателя аккордеона: «Не терпится, видно. Раньше времени пришел». И, открыв наружную дверь, он пригласил гостя следовать за собой.

В голове Дениса Макаровича еще копошились сомнения: «Может, не от Иннокентия? Может, что худое стряслось, а я, дурень, радуюсь…»

На Ожогина смотрели внимательные и немного близорукие голубые глаза. Седые обвисшие усы придавали лицу Изволина выражение мягкости.

Никита Родионович бросил взгляд на стоявшую в дверях второй комнаты Пелагею Стратоновну. Денис Макарович заметил это:

— Моя жена. Говорите свободно… От кого вы?

— От Иннокентия Степановича…

— Родной вы мой! — Денис Макарович бросился целовать смущенного и не менее его взволнованного Ожогина. — Родной вы мой! Значит, жив Иннокентий Степанович?

— Жив, здоров и бьет фашистов.

— Тише! Тише! — Изволин подошел к двери и потянул на себя ручку. — У нас тише надо говорить — соседи не того… — Он сделал рукой какой-то неопределенный жест.

— Денис! — с укором в голосе сказала Пелагея Стратоновна. — Да ты раздень, усади человека…

— Пелагея Стратоновна… Знакомьтесь, — торопливо проговорил Изволин, стягивая с плеч Ожогина пальто.

Никита Родионович поклонился и пожал руку Пелагее Стратоновне.

— Садитесь… садитесь… — суетился Денис Макарович. — Есть хотите?

— Нет, спасибо, сыт, — ответил Никита Родионович, с интересом наблюдая за хозяином, которого так всполошил его приход.

— Когда от Иннокентия Степановича?

— Пятнадцатого сентября.

…Изволин слушал рассказ Ожогина о боевой жизни Кривовяза и его партизан, и перед ним вставал Иннокентий Степанович таким, каким он видел его в последний раз в тревожную июньскую ночь. Обняв на прощанье друга, Кривовяз сказал тогда: «Не падай духом, старина. Поборемся с фашистами. Я там, в лесу, ты — тут. Еще посмотрим, кто кого! Придет наш день — встретимся. Пусть Полюшка тогда такие же вареники сготовит. Покушаем и вспомним боевые дни».

Ожогин подробно объяснил, с каким заданием появились он и его друг Грязнов у Юргенса. Рассказал все без утайки, как и рекомендовал сделать Кривовяз.

…Началось все с того, что партизаны Кривовяза одиннадцатого сентября наткнулись на двух людей, направляющихся в город. Их допросили, и оказалось, что они имеют письмо к некоему Юргенсу. В письме было сказано следующее:

«…Более надежных людей (назовут они себя сами) у меня сейчас нет. Оба знают немецкий язык, имеют родственников в далеком тылу и готовы служить фюреру. Здесь их никто не знает, они не местные, а теперь о них совсем забудут. Ваш Брехер».

Иначе говоря, два брата-предателя Зюкины шли в услужение к немцам, и их характеризовали как надежных людей. Партизаны решили использовать этот случай и послать к немцам Ожогина и Грязнова.

Денису Макаровичу понравился план Кривовяза.

— Но положение ваше опасное, — предостерег он Никиту Родионовича. — Тут надо иметь и выдержку и смекалку, день и ночь прислушиваться и обдумывать, что к чему…

Спускались сумерки.

— Кстати, — вспомнил Ожогин, — как же быть с аккордеоном? Ведь он нам и в самом деле нужен.

Денис Макарович лукаво подмигнул и вышел в другую комнату.

Ожогин подошел к окну. Его взгляд остановился на двух людях, стоявших у ступенек дома. Один был горбатый, маленького роста, другой — упитанный, рослый.

— Что это за люди? — спросил Ожогин.

— Где? — отозвался Изволин из другой комнаты.

— Около вашего дома.

Осторожно приблизившись к стеклу, Изволин поглядел на улицу:

— Плохие люди… Горбун — агент гестапо, а второй — мой сосед, тоже предатель. Приятели. На их совести много замученных советских людей.

Горбун и сосед Изволина поднялись на крыльцо. Когда их шаги стихли в коридоре, Денис Макарович раскрыл принесенный футляр и вынул аккордеон.

— Вот вам и музыка! — сказал он рассмеявшись, — Нас на мякине не проведешь.

Никита Родионович увидел красивый, белый с черными клавишами, инструмент.