Тайные фрегаты

На карбасе наступила тишина. Все невесело вспоминали рассказы отцов и дедов о том, как бесчинствовали шведские наемники под командованием Якова Делагарди, отец которого в свое время захватил у московского царя Нарву и без пощады вырезал всех ее жителей. В годы Смуты шведов призвали, чтобы помочь отбиться от польского войска, но они изменили, и сами решили посадить своего принца на российский престол. Делагарди обманом захватил Новгород, а потом несколько лет грабил город и окрестные волости. Только после длительных переговоров и выплаты выкупа удалось добиться ухода наемников, но все земли по берегам Финского залива и Невы стали владением шведского короля.

— Теперь они с нами поступают круто, — вздохнул Кондрат, — в былые годы я имел лавку в Стокгольме, торговал полотном. Вот только чины из торговой палаты и стражники с таможни постоянно приходили ко мне, забирали товар без оплаты. Однажды пришли пьяные солдаты, голову мне разбили, выручку забрали, все счета и даже царскую проезжую грамоту порвали. Жаловался в суд, и дело год разбиралось, а виновных так и не нашли. Они и других наших купцов мытарят — товар велят продавать оптом по их ценам, на ярмарки не пускают, иностранным торговцам ничего продавать не велят. Ну а если кто расторговался, то всю выручку должен истратить на покупку шведского товара по казенной цене. Немцев и англичан эти правила не касаются, только нас, русских людей. Поэтому такой торг ведут только сильные купцы, с тугой мошной, которые могут все налоги и штрафы заплатить, да еще властям подарки поднести. Меня же в три года разорили дотла, теперь вот приказчиком нанялся.

— Не повезло вам, батюшка Кондратий Никитич! — печально вздохнул Соловей.

— Да и не мне одному. Вот хоть нашего Ваню спроси о том, как с его дедом в Стокгольме обошлись!

Глава 2

Дед Ивана, Степан Ерофеев, за ум и честность его и на воеводском дворе уважительно зовут Степаном Васильевичем, на торговой стороне человек известный. Его небольшой, но справный двор стоит неподалеку от рыночной площади, возле церкви Спаса, что на Ильине улице. Раньше дед имел свою лавку с кожевенными товарами, амбары на берегу Волхова, пристань на Мете. Торговал с расчетом, и пошел было в гору. Однако в ту пору одолела деда гордыня, и по примеру именитых купцов он решил сам свезти свой товар за море. Нагрузил кожами ладью, выправил проезжую грамоту и отправился в путь.

Вот только в Стокгольме ему не повезло. Забыл он, что на чужой стороне надо иметь голову поклонну, а сердце покорно. При первой встрече с таможенным старшиной Адрианом Трецелем, известным мздоимцем и горьким пьяницей, проявил дед упрямый нрав. Положенные по чину подарки поднес, но почтения не оказал. При свидетелях заспорил о качестве своего товара, сказал, что привез отборные бычьи кожи, дубленые русским способом, на чистом дегте. Швед обиделся и решил проучить новичка. Бывалые купцы пришли на помощь земляку, пытались умаслить королевского чиновника, но все было напрасно.

Деда обвинили в том, что свой товар он взвешивал русской мерой и таким образом пытался снизить размер пошлины. Потом нашли и другие упущения и, когда весь товар был распродан, задержали ладью в порту Стокгольма. Просьбы купцов и обращение к властям не помогли, и караван новгородских купцов отправился домой. Трецель держал деда под следствием и затянул дело до начала октября. Тому пришлось возвращаться в непогоду, когда задули противные ветры. Море штормило, мачту снесло, а груженную медными слитками ладью захлестывало волнами. Кое-как прибились к берегу, где местные жители догола пограбили путников. Дед с товарищами, побираясь Христа ради, пешком добрался до Ревеля[8]. Там знакомые новгородские купцы приютили земляков, помогли вернуться на родину. Но для того, чтобы покрыть убытки и вернуть деньги, которые дед взял в долг для снаряжения ладьи, пришлось продать большую часть имущества. Еще хорошо, что после слезных жалоб воеводе казна проявила милость и списала часть оброка.

С мечтой о купечестве пришлось расстаться. Но новгородский мещанин Степан Ерофеев не упал духом, на судьбу не роптал и с горя не запил. Пошел в приказчики к богатому соседу, чтобы какой— никакой заработок иметь и дома без дела не сидеть. Хотя многого лишился, но кое-что сохранил на черный день и теперь благодарил Бога, что успел поставить на ноги сыновей, которые не пошли по торговой части. Старший уже дослужился до стрелецкого пятидесятника и теперь стоит со своей заставой на речке Назии, вблизи границы со шведами. Младший осел в Москве на царской службе, в Конюшенном приказе стал стремянным.

Больше всего хлопот было с любимой дочкой, своенравной Аленой. На местных женихов она не захотела и смотреть, хотя сватов засылали из очень приличных домов. Ну а ей приглянулся кудрявый и белозубый Петр Плотников, веселый аргун[9] из Владимира.