Тайны захолустного городка

– Как не убийца?! – ахнула Гусева, побелела и аж присела на корточки, едва совсем не повалилась на землю. – Как не убийца, если я сама нож его кровавый в руках держала. А на штанах кровь! Куда она подевалась? При таких уликах не подкупить никакого медика! Ишь, нашёлся, участковый! Да я к прокурору пойду! Да я в Москву напишу!..

– Не убийца Снегирь, – хмуро перебил её Гордус. – Наложил он на себя руки в кутузке. Покончил жизнь самоубийством, протестуя против клеветы. И записку написал предсмертную, где всё объяснил.

– И настоящих убийц назвал?! – ахнула Гусева и совсем села на землю, не владея собой.

– Помоги ей, дед Архип, усади куда-нибудь. Да спроси в магазине валерьянки. Пусть накапают. Гляжу, совсем плохо ей стало. – Участковый затоптался вокруг продавщицы. – Сам бы справился да радикулит меня пришиб вчера. Видать, на нервной почве. Если бы не служба, врача вызывать собирался.

Кряхтя и проклиная всё на свете, дед Архип заковылял к магазину.

– А чего ж ещё случилось, что спину тебе разбило, Фёдорыч? – подала голос и даже привстала Гусева.

– Любопытная ты, Верка, – покачал головой участковый. – Многое знать хочешь, а это ведь служебная тайна.

– Какая уж там тайна? Не хочешь, не говори. Скажи мне одно – если не Снегирёв, то кто же тогда убил всю его семью?

– Вот это тебе и не надо знать, – хмуро буркнул Гордус. – Подымайся-ка на ноги, нечего валяться и получи повестку к следователю. Вызывает он тебя.

– Это ещё зачем? Ты со мной был и всё видел. Я к убийству никакого отношения не имею. Помогла нож найти – вот и вся моя заслуга. А что?.. Теперь считается, что Снегирёв не при чём, а я виновна, что он себя угробил?.. Я его ни в чём не обличала. Вы первым, как нож увидели, враз к такому решению пришли.

– Ну, заговорила наконец, – усмехнулся участковый. – Вон как себя выгораживаешь! А кто споил Снегирёва? Кто ему водку неизвестно какой отравой разбавлял?

– Ничего не знаю, – у Гусевой задрожали губы. – Я его не травила. Две поллитровки он купил в магазине. Может, ещё самогонки у кого прихватил.

– На рынке крепким спиртным торгуешь только ты.

– А самогонку купить можно на каждом углу. Там и отраву подсунут, чтобы крепче по мозгам била.

– На всё у тебя ответ, – протянул повестку продавщице участковый, смирясь. – В обозначенное время, чтобы у следователя – без опозданий.

– А магазин на кого брошу?

– Замок повесь да деда Архипа поставь сторожить свои драгоценности.

– Какие ещё драгоценности?! – вскинулась Гусева. – У меня никаких драгоценностей сроду не водилось.

– Да так это я, оговорился, – развернулся на выход участковый. – Извиняй.

– Дед Архип, дед Архип! – кинулась Гусева к магазину.

– Да здеся я, – вышел тот на порог с валерьянкой. – Еле отыскал тебе лекарство. Пей вот.

– Да пошёл ты на хрен со своим лекарством! – ударила его по руке Гусева так, что пузырёк закувыркался по траве. – Кому оно нужно…

И заревела, обхватив голову обеими руками:

– Чёрт меня дёрнул!

Глава XVII

Когда Жогин, не скрывая восторженного лица, влетел в кабинет начальника райотдела, Щергунцов невольно вскинулся из-за стола, жестом прервал беседу с группой окружавших его людей.

– Что случилось, Александр Григорьевич? И почему вы один? Где майор Сизов?

– Да! – почти выкрикнул Жогин. – Да! Случилось вот. И мне не терпится поделиться с вами радостью, товарищ подполковник! Долго заседать собираетесь? – он оглядел присутствовавших с явным намерением распахнуть перед ними дверь. – Очередную делегацию недовольных принимаете?

– Соседи Снегирёвой Глафиры Петровны, близкие её знакомые и другие обеспокоенные трагедией люди.

– Есть и родственники! – рьяно выдвинулась из общего круга глазастенькая вёрткая старушка. – Я – самая близкая её закадычная подруга Мария Ефимовна Краснова, могла бы многого рассказать полезного для следствия, но, кроме участкового, интереса никому не представляю. А вот, – подтолкнула она вперёд неуклюжего бородача с цыганскими глазами, – Кондратий Федосеевич Пастухов, про которого совсем забыли, а ведь он первый её, так сказать…

– Погодь, Краснуха! Не суйся в пекло поперёд батьки! – перебил её бородач. – Я – цыган, а цыган сам за себя постоять сможет. Притопал я с Вышки, с Лиманского района, чтобы придать земле тело грешной моей возлюбленной Глафирки, загубленной бандюгами. Смилостивился Господь, успел я бросить горстку землицы на гроб, но не знаю до сих пор, и никто мне ответить здесь не смог, кто виновен в её смерти. Поэтому послушал добрых людей и решил сам явиться в милицию. Если служивым людям, кто этим делом занимается, есть надобность услышать от меня всю правду о наших отношениях с убитой при ранней её жизни, готов сам всё как есть растолковать. Чтобы знал народ только из моих уст, а не с чей-то бабей брехни, которую ветер носит.

– Да ты настоящий цыган, мил человек! – заинтересованно оглядел бородача Щергунцов, кладя руку ему на плечо.