Тайны взрослых девочек

Лена, записывая, старалась по возможности следить за тем, как меняется выражение лица Голицына, но ничего, кроме тоски в глазах, не заметила. Писатель вполне натурально переживал гибель Жанны, и Лена почти не сомневалась в искренности его горя. Хотя в ее практике бывали случаи, когда убийца изображал страдания по своей жертве настолько натурально, что даже опытные сотрудники не сразу могли распознать актерскую игру. Но что-то в лице Павла заставляло Лену верить ему.

– Вы с Жанной давно вместе?

– Да, почти семь лет. Хотите, угадаю, о чем вы подумали?

– И о чем же?

– О том, что я приличная сволочь, раз за семь лет не сподобился жениться.

– Не угадали. Я подумала о том, что вы должны хорошо знать и саму Жанну, и ее отца, раз знакомы так долго. Что касается женитьбы… – Лена пожала плечами. – Бывает всякое.

– Вы правы. Жанна не хотела за меня замуж, – вздохнул Голицын. – Мне очень стыдно в этом признаваться, но она отказывала мне дважды.

– Странно. А причины?

– Будете смеяться. Она считала меня слишком красивым.

Лена с удивлением оторвалась от записей:

– В каком смысле?

– В прямом. Так и говорила: красивый муж – это наказание. А красивый и известный – наказание без права его обжаловать. – Чувствовалось, что, говоря все это, Голицын не шутит. В его голосе Лена расслышала скрытые боль и обиду.

– Но ведь Жанна, насколько мне удалось понять, была очень привлекательной женщиной. Откуда такие комплексы?

– Это не комплексы, это жизненная позиция. Ей всегда казалось, что моя внешность станет причиной проблем в семье. И поклонницы, конечно… Вы ведь понимаете, что зачастую читатели отождествляют автора с его героями и хотят какого-то соответствия, что ли. Тем более когда автор – мужчина, а основная его аудитория – женщины. Ведь не секрет, что как раз женщины у нас самая читающая часть населения, правда? Именно женщины посещают всякого рода встречи и презентации. И хотят видеть в авторе черты его героев, особенно героев ярких и харизматичных. А Жанна не хотела, чтобы наша жизнь стала историей для очередного романа. Я много езжу – торговля лицом иной раз необходима. Мне много пишут поклонницы, и я не скрывал этого от Жанны, врать не хотел. Словом, всякое такое. И только в этом году мне удалось убедить ее, что семейную жизнь я в свои романы не потащу.

Голицын умолк. Лена дописала последнюю фразу и подняла голову:

– А отец Жанны? Он как относился к происходящему?

– Валерий Иванович? Он меня очень долго не принимал. – Голицын откинулся на спинку стула. – Проверял все, присматривался, даже детектива нанял. В общем, я его могу понять: единственная дочь. Но было неприятно. Он умел так смотреть, что хотелось убежать. Но когда убедился, что ничего плохого я Жанне не сделаю, как-то отмяк, что ли. В последнее время вообще считал, что я ей уже муж, независимо от штампа.

– Иначе говоря, ваши отношения складывались нормально?

– Вполне.

– А вообще у них в доме много народа бывало?

– Много. Некоторые имена я даже называть не буду. – Голицын многозначительно выделил первое слово. – К Валерию Ивановичу обращались за помощью, если нужно было быстро и качественно починить машину или продать. И он помогал. А ему потом были благодарны.

– Деньги приносили?

– Этого я не знаю, – развел руками Голицын. – Как вы понимаете, не настолько я еще был в доверии, чтобы такие вещи со мной обсуждать. Собственно, – он вдруг бросил взгляд на часы, – у меня время на исходе. Я-то пришел вот зачем. Мне кажется, что в последнее время у Жанны что-то произошло, и об этом она ни с кем не говорила, даже со мной. Но я знаю, что она вела дневник. Много лет. Хранила где-то в доме, но где точно, не могу сказать. Мне кажется, если вы его найдете, сможете что-то узнать.

– Я подумаю об этом. Позвольте последний вопрос: а как вы поняли, что у Жанны что-то произошло?

– Она перестала улыбаться. Даже со мной. Жаловалась, что плохо спит ночью. Ей, кажется, даже снотворные препараты врач назначил, потому что она могла не спать по две-три ночи подряд, а потом очень страдала – перепады настроения, раздражительность, понимаете? А работа у нее все-таки с людьми, и в таком состоянии как-то негоже… Телефон врача я вам могу написать, вдруг пригодится.

Лена кивнула и протянула листок и ручку. Голицын быстро набросал несколько цифр и размашисто расписался внизу листка. И немедленно же смутился:

– Черт возьми, привычка. Простите, это машинально.

– Ничего, пусть будет. – Лена сунула листок в ежедневник. – Спасибо вам, Павел. Если понадобится, я вас вызову.

– Вы можете звонить мне в любое время. – Голицын аккуратно вытянул листок из ее ежедневника и добавил еще один номер. – Я к вашим услугам всегда, когда сочтете нужным.

– Больше не задерживаю, – сухо ответила Лена, почему-то решив, что писатель флиртует, но уже через минуту ей стало стыдно за эту мысль. Ни единого намека на флирт в его словах не было, только желание помочь.

Голицын попрощался и вышел из кабинета, а Лена еще долго смотрела на лежащий перед ней листок с двумя телефонами и витиеватой размашистой подписью.