Наступали странные времена. Все казалось шатким и временным, каждый, кто мог, старался что-то урвать, унести, утащить. Каждый стремился выжить. А кто-то хотел не просто выжить, а жить хорошо, не отказывая себе ни в чем. С телевизионных экранов во всю пасть зевала огромная кавказская овчарка Алиса в рекламе крупнейшей биржи. Улыбались длинноногие красотки в коронах королев красоты. Мелькали бритые наголо мужчины в малиновых пиджаках. Артисты прославляли инвестиционные компании и плодящиеся как грибы банки. Игорь Шанеев тоже хотел урвать свой куш. Но у него было главное – он знал, как это сделать.
Лена сняла очки – глаза заболели от напряжения, все-таки разбирать мелкий почерк Шмелева оказалось довольно трудно. Пока ничего интересного для дела в записках не обнаружилось, но читать было довольно любопытно. Она бросила взгляд на часы и с удивлением заметила, что уже глубокая ночь.
«Вот, а Андрюха ерничал. Определенно, у Шмелева талант», – подумала она и потянулась за телефоном. На дисплее светилось семь пропущенных от Кольцова, и Лена поняла, что зачиталась настолько, что не слышала ничего. Никита, понятное дело, разозлился, а перезванивать сейчас, в третьем часу ночи, уже бессмысленно: он всегда отключает телефон на ночь.
Итак, утром ее ждет неприятный разговор с предъявлением претензий. А главное, если она не перезвонит сама, Никита ни за что не сделает этого первым. Иногда Лене казалось, что эти отношения закончатся ровно в тот момент, когда она перестанет звонить ему.
Ей тридцать пять лет, а она ведет себя как девчонка. Вцепилась в этого Кольцова, хотя понимает, что ничего, скорее всего, у них не выйдет. Помотает ей нервы еще какое-то время, а потом все равно уйдет. Может, Юлька права и ей лучше самой от него уйти? Нет, невозможно. Представить, что она его больше не увидит… Он ей нужен. И теперь она знает кое-что о любви к тому, кому она не нужна, эта самая любовь. Никита ни в ком не нуждается, разве что в публике, в благодарных зрителях, почтительных учениках. Это все ему нужно, чтобы блистать, самоутверждаться. А она негодная аудитория: не любит фотографию, не разбирается в ней. Она всего лишь способ сбросить напряжение пару раз в неделю. Если бы при этом еще и молчала…
Эти мысли всегда оставляли в душе неприятный осадок. Лена довольно здраво рассуждала о перспективах их отношений, однако ничего не могла поделать со своей боязнью одиночества. Присутствие Никиты в ее жизни давало иллюзию нужности, и именно из-за этого она никак не могла заставить себя разорвать эти отношения. Она натянула одеяло до подбородка, закрыла глаза и провалилась в сон.
Первым делом с утра она позвонила Никите. Тот на удивление ответил сразу и даже был настроен довольно доброжелательно.
– Потерял тебя вчера, потом подумал, что ты, наверное, дежуришь и выехала куда-то.
– Да, – соврала Лена, – дела были, не услышала, прости. Как ты? Что нового?
– Да вроде ничего. Сегодня съемка учебная, портрет. С пяти часов буду свободен, могу увидеться с тобой.
– Конечно! – поспешно согласилась Лена.
– Тогда сниму квартиру и заеду за тобой. Ты в шесть заканчиваешь?
– Да, но… Послушай, Никита, не нужно квартиру.
– Это почему вдруг? – В его голосе прорезалось недовольство, и Лена зачастила:
– Нет-нет, ты не понял. Квартира не нужна потому, что теперь она есть. Я ушла от родителей. Снимаю недалеко, в твоем районе, – чуть запнувшись, добавила она.
– О, – Кольцов на минуту умолк, переваривая сведения. – Надеюсь, ты не из-за меня это сделала?
– Нет, но… Ты разве не рад, что теперь отпала необходимость изобретать что-то? – расстроилась она.
– Что ты, Леночка, конечно, я рад, – с облегчением ответил Никита. – Так, значит, я за тобой заеду?
– Да. Я, правда, без машины сегодня собиралась, но могу…
Он перебил:
– Нет, не нужно. Не меняй свои планы, доедем на трамвае. До вечера.
Он положил трубку, а Лена начала собираться на работу, так и не сумев понять, обрадовался он новостям или нет.
Перед самым концом рабочего дня в кабинет к Лене неожиданно вошел Павел Голицын. Она даже рот раскрыла от удивления:
– Павел, вы как здесь? Вас уже выписали?
– К вам можно, не помешал? – не отвечая на вопрос, Голицын задержался на пороге.
– Конечно, входите, присаживайтесь.
Сегодня на нем была бейсболка, которая прикрывала заклейку на затылке. Он не стал снимать ее, только задрал повыше козырек:
– Извините за столь оригинальный внешний вид, но ходить с мишенью на затылке как-то чересчур.
– Вы не ответили, выписали вас? – улыбнулась Лена.
– Нет, сам ушел. Не могу там больше. Ссадина затянется рано или поздно, а мне нужно работать. И потом, мне показалось, что я вас обидел отказом, Елена Денисовна.
– Отказом? – Она пожала плечами. – Нет, не особенно. Я ответила для себя на кое-какие вопросы, так что можете по этому поводу не расстраиваться. Вы только за этим пришли?