Тайны Второй мировой

На совещании высшего командного состава Красной армии в декабре 1940 года тогдашний командующий авиацией Ленинградского военного округа будущий Главный маршал авиации A.A. Новиков признавал: «В 1940 году боевая подготовка частей ВВС ЛВО проходила в несколько своеобразных условиях: до августа месяца все части ВВС округа были заняты выполнением особых заданий и только к августу месяцу возвратились с Украины…»^{39} Почти все самолеты, сконцентрированные для войны против Финляндии, к лету 40-го оказались у западных рубежей. Вряд ли такая армада нужна была для оккупации Прибалтики и Бессарабии. Армии прибалтийских государств практически не имели боевых самолетов, а румынская авиация располагала не более чем сотней устаревших машин. Не для борьбы же с ними Сталин сосредоточил у западных границ цвет своих ВВС. Предстояло сразиться с куда более грозным противником — люфтваффе Германа Геринга. Недаром Сталин в своей речи по итогам финской войны, произнесенной 17 апреля 1940 года на совещаний высшего комсостава, особое внимание обратил на германскую авиацию: «Наша армия встала крепкими обеими ногами на рельсы новой, настоящей советской современной армии. В этом главный плюс того опыта, который мы усвоили на полях Финляндии, дав нашей армии обстреляться хорошо, чтобы учесть этот опыт. Хорошо, что наша армия имела возможность получить этот опыт не у германской авиации, а в Финляндии, с божьей помощью»^{40}.

Именно люфтваффе больше всего опасался Иосиф Виссарионович в грядущем походе на Запад. Тогда сухопутная армия Германии у советских границ была очень слаба. Здесь к началу июня располагалось всего 12 немецких пехотных дивизий. Из них 9 дивизий были ландверными, сформированными из военнослужащих старших призывных возрастов^{41}. У этих дивизий почти не было транспортных средств, и боеспособность их была весьма ограничена. С таким противником даже Красная армия, не стяжавшая лавров в Финляндии, казалось, могла бы справиться. Ведь она обладала в тот момент почти десятикратным перевесом в людях и абсолютным — в танках. А вот германские самолеты, опасался Сталин, непрерывными бомбардировками смогут замедлить продвижение Красной армии, если «сталинские соколы» не завоюют господство в воздухе. Гитлер получит время для переброски части сил с французского фронта и остановит советское наступление.

Накануне начала германской атаки на Западе советский вождь пребывал в хорошем настроении. Он мечтал: когда вермахт увязнет на считавшейся неприступной линии Мажино, Красная армия широким фронтом ринется вперед, на Запад, сомнет тонкую цепочку германских войск, займет Польшу, Словакию, Чехию, стремительно ворвется в самое сердце рейха. И встретится с благодарными англо-французскими союзниками где-нибудь на Эльбе, а если повезет — то и на Рейне. Пол-Европы будут под советским контролем. А там, глядишь, и до мировой революции, творимой штыками красноармейцев, недалеко.

В ночь с 6 на 7 мая 1940 года на подмосковной даче Сталин в узком кругу отмечал встречу с земляком, восьмидесятилетним Дата Гаситашвили, бывшим подмастерьем у сапожника Виссариона Джугашвили. Дата любил играть с сыном хозяина маленьким Иосифом, и Сталин на всю жизнь сохранил к нему самые теплые чувства. На вечеринке были Сталин, Гаситашвили и Берия. Был еще Александр Яковлевич Эгнаташвили, заместитель начальника охраны Сталина и сын князя Эгнаташвили, у которого в прачках служила мать Сталина Екатерина. За столом также сидели сын Александра Георгий Эгнаташвили, младший офицер охраны, вторая жена Александра Эгнаташвили Лилия Германовна, этническая немка, и еще один офицер охраны — зять Георгия Гиви Ратишвили. Надо сказать, что Сталин и Александр Эгнаташвили были побратимами, что делало их, по грузинскому обычаю, самыми близкими людьми. Уже в 90-е годы Георгий Александрович Эгнаташвили вспоминал о той майской встрече: «Мачеха моя была немкой, и где-то в 25–26 годах она отправила свою дочь к сестре в Германию учиться. Потом в Берлине ее дочь вышла замуж за еврея, фамилии его не помню, но звали его Зигхен. А когда Гитлер пришел к власти в 1933 году и начал вытеснять евреев, этот Зигхен захватил свою жену и через Данию бежал в Америку. Так что к сороковому году дочь моей мачехи жила уже в Штатах. Сталин несколько раз взглянул на нее и вдруг говорит отцу по-грузински: «Саша, что-то твоя жена очень грустная, может быть, ей не нравится, что я к тебе в гости пришел (вечеринка проходила на даче Эгнаташвили. — Б. С.)?» А отец отвечает: «Что ты, Coco! Как ты мог подумать такое! Дело в том, что в США у нее дочь осталась, и она боится, что мы начнем войну с Америкой…»