– Тебя Иван вызывает, – сказал мне Чванов.
В кабинете у Парфентьева я, к радости своей, увидел Игоря Скорина, начальника отдела МУРа по особо тяжким преступлениям, моего старинного знакомца.
– Ну вот, – Парфентьев закурил «Казбек», – ты хотел крупного дела. Иди со Скориным.
В своем кабинете Игорь собрал сотрудников:
– Значит, так, ребята, агентура дала данные, что Васька Кот сегодня гуляет у Наташки на Дангауэровке. Брать будем ночью. Корреспондент поедет с нами.
Мрачные оперативники почему-то усмехнулись.
– А ты, – сказал Игорь, – до двадцати трех будешь у нас. Не могу я тебя с такой информацией выпустить из здания. Сам понимаешь.
Я понятливо кивнул. Не заметил тогда веселых искорок в глазах Скорина. Время было всего семнадцать. А через час у меня свидание. Я рассказал об этом Скорину.
– Где свидание?
– На бульваре, рядом.
– Ее приведут. Сева, – сказал он оперативнику, – сейчас тебе опишут девушку, встретишь и приведешь.
И надо же, через час с небольшим я встретил в коридоре МУРа свою любимую девушку. Наверное, никогда у меня не было такого странного свидания. Мы попили кофе в буфете, посидели на скамейке в коридоре, глядя, как мимо нас проходили суровые оперативники, почему-то с интересом нас разглядывавшие.
Ах, если бы я знал тогда… Но наступило время, я простился с подругой и сел в «победу» вместе со Скориным.
Шли двумя машинами, квакая сиренами у светофоров. Наконец свернули на узкую зеленую улицу. Потом был какой-то пруд, дома кончились, начались бараки. Машина остановилась.
– Пошли, – скомандовал Скорин.
Длинный одноэтажный барак стоял чуть в стороне, свет горел только в двух окнах. Из темноты появился какой-то человек и что-то сказал Скорину.
– Здесь, – повернулся Игорь к оперативникам. Когда мы подошли к крыльцу, Скорин вдруг тихо сказал Севе: – Слушай, дело-то не простое, у тебя есть лишний пистолет?
– Есть, – так же тихо ответил Сева.
– Дай Эдику.
– Да вы что…
– Под мою ответственность.
– Ой, смотрите, товарищ начальник. А он умеет?
– Он же в прошлом году демобилизовался.
– Ну тогда… – Сева сунул мне в руку тяжелый пистолет. На ощупь я понял, что это «ТТ».
– Только в крайнем случае, понял? – прошептал Скорин.
– Понял. – Я опустил пистолет в карман.
Мы прошли по коридору, который еле освещала тусклая лампочка. Мимо сундуков, тазов, висящих на стене, мимо велосипедной рамы, лежащей почему-то на полу.
Игорь толкнул дверь, и сразу же трое оперативников ворвались в комнату.
– Сидеть, Кот! – рявкнул Сева.
– А я и так сижу, – спокойно ответил невидимый мне человек.
Когда я протиснулся в комнату и раздвинул широкие спины оперов, то увидел щуплого лысого человека, сидящего за столом, на котором стояла бутылка водки и лежала крупно нарезанная колбаса.
Кот налил стакан, выпил, крякнул, закусил, надел пиджак и сказал:
– Теперь поехали. Только на сухую берешь, Игорь Дмитриевич.
– А об этом мы на Петровке поговорим.
Вот и все. Обыденно и просто. Даже обидно. Только позже я понял, что именно эта милицейская повседневность и есть основа их тяжелой и неблагодарной службы. В машине я вытащил пистолет:
– Возьмите, Сева.
– Да ты его выкинь лучше, – захохотал Скорин, и вслед за ним заржали оперативники.
Я повернул «оружие» к свету и увидел, что это просто отлично сделанная копия пистолета «ТТ».
И понял, что мое сидение несколько часов в ожидании операции, и свидание с девушкой, и пистолет были обыкновенным розыгрышем доверчивого журналиста.
Так уж случилось, что именно люди, с которыми я познакомился в МУРе и подружился, помогли мне найти и главную тему в моей работе. Я писал о них очерки, потом романы и повести. Делал киносценарии. Что у меня получилось – судить не мне…
Но почему-то мне кажется сегодня, что я словно отдавал им неоплатный долг за тот кусок пайкового хлеба далекого 1941 года.
Бриллиантовый дым
Сознаюсь сразу – заголовок этот мной добросовестно похищен. Давно, когда в ходу были кожаные рубли и деревянные полтинники, как любил говорить знаменитый московский вор и мой сосед по лестничной клетке Витя Золотой, я приехал на каникулы к дяде в Ригу.
Шел 1946 год. По улицам ездили извозчики. Город еще не утратил своего европейского лоска. И жизнь в нем была совсем иная, не очень понятная для мальчишки, приехавшего из Союза.
Дядька был чудовищно занят на работе. Вместе с Игорем Скориным они чистили город от бандитов, поэтому я практически был свободен в своих волеизъявлениях.
Однажды забрался на чердак дома, где жил дядька, и нашел там подлинный клад – русские книги, изданные в Латвии до 1940 года.
Они были свалены кучей в дальнем углу чердака. Верхний слой подмок – осколки снарядов, а возможно, просто отсутствие хозяина повредили черепицу крыши, и вода залила чердак.
Но все же я разыскал в этой куче с десяток малоформатных книжек, с обложек которых смотрели на меня декольтированные дамы, с кинжалов капала типографская кровь, таинственные красавцы во фраках целились из револьверов.
Несколько дней я запоем читал всю эту макулатуру, пропуская не интересные мне любовные сцены и переходя непосредственно к действию.