И вот, просидев ночь над хладным телом, я долго думала, как мне теперь вести одинокую жизнь. Дьюк Темпл, как я знала, питался лишь тем, что умудрялся состряпать ему его слуга, — словом, обходился самой малостью, ибо слуга тот больше торчал на конюшне, сморкая сопли в рукав. В крохотном домишке Дьюка вечно было не прибрано, вечно толпился народ, таская грязь, блох, заплевывая пол. Вонь там стояла невообразимая. Поэтому, похоронив мужа на новеньком кладбище, я отправилась прямиком к Дьюку и стала протискиваться сквозь толпу. В те времена женщин в городе не было, если не считать вдовы Кроган, державшей отель «Орел», поэтому мужчины не слишком-то возражали, когда я толкала их, — скорее были рады, что к ним прикасается женщина, пусть и такая уже подвявшая, как я. Я прошагала прямиком к Дьюку. Тот сидел, склонившись над письменным столом, как мальчишка над коробком спичек, и я сказала ему: «Господин Дьюк, мой муж умер. Не далее как сегодня утром схоронила я моего капитана Притибонса».
Дьюк оторвался от карты и потер виски. «Да-да, миссис Притибонс, я слышал утром эту печальную новость, — проговорил он. — Я очень, очень соболезную вам».
И тогда я, словно меня прорвало, выложила ему все о своей жизни — и о том, как я имела дом с серебряной посудой и тончайшим бельем, и о том низком навете, и о моем теперешнем жалком положении. В конце моего печального рассказа я расплакалась и все сморкалась в носовой платок, причитая и сетуя на судьбу.
Дьюк был так тронут моей историей, что даже вскочил из-за стола. «Я сделаю все, о чем вы попросите, дорогая миссис Притибонс!» — пообещал он.
«Благодарю вас от всего сердца, мистер Темпл! — сказала я. — А прошу я вас взять меня в ваш дом вести хозяйство в отсутствие вашей очаровательной жены».
Тогда я еще, конечно, в глаза не видела свою хозяйку, однако была уверена: у такого мужчины не могло быть некрасивой жены. Представьте же мое удивление, когда я наконец увидела Элизабет Темпл! Серенький воробышек, невзрачное и покорное существо. По правде сказать, такой странной пары, как она и Дьюк, на свете еще не бывало. И хоть была я у них в доме всего лишь прислугой, а нет-нет да и задавалась вопросом, почему не взял он себе в супруги женщину более достойную, такую, чтоб и умом поострее была, и с характером.
Но в тот момент, в тот траурный для меня день, Дьюк, вняв моей просьбе, весьма даже обрадовался. «Какая блестящая идея! — сказал он, хохоча. — Прекрасно, дорогая миссис Притибонс! Я беру вас вести мое хозяйство. Когда вы сможете приступить?»
«Да прямо сейчас, — обнаглела я как сорока. — А плату обговорим за ужином».
«Вот и славно. — Он снова сел за стол. — Давненько не едал я домашней женской стряпни».
Вот так весьма неплохо устроилась я в маленьком городке на озере. Дьюк Темпл выручил меня в трудную минуту, и с тех нор я вела его хозяйство — сначала в маленьком домишке, где теперь отель Шермана, потом в огромном прекрасном особняке, в знаменитом Темпл-Мэноре, выстроенном для Дьюка большим молчаливым рабом по имени Минго.
Конечно, меня не огорчало, что. господин Дьюк слонялся, как обычный простолюдин, по пивным. Ему там и прозвище дали: Человек-Гриб, то есть в одночасье выросший из дерьма, — хотя я, слыша подобное, приходила в ярость и непременно закатывала шутнику хорошую оплеуху. А еще поговаривали о каких-то девчушках, к коим якобы Дьюк неровно дышал. Какая гнусная клевета! Служанка из «Орла». Дочка сапожника Трикси. Даже будто бы Розамунда Финни — но в те времена она была еще совсем ребенком и только позже стала бессердечной ветреной красавицей. Ну вот как пережить эдакие гадкие сплетни?! Одно утешение — коль не щадят злые языки человека, стало быть, и впрямь он велик.
А когда появилась Хетти, вот тогда, признаюсь, досталось мне хлопот. Я уж было собралась уволиться в тот день, когда Дьюк привел под мое начало трех рабов. Минго был парень хороший, хотя слабоват умишком, как я подозревала, зато рыбу удил и был умелый строитель, а главное, на меня никогда даже и не косился, не то чтобы с похотью какой пристать, — но дверь я свою тем не менее запирала, от греха подальше. И Кулачок, милый мальчонка-индеец из племени делаваров. Поначалу он принадлежал какому-то министру и его жене, у них и грамоте научился, а когда министр с женой умерли, продан был паренек с молотка. Жалела я его как родного, пока в один прекрасный день не сбежал он с каким-то заезжим миссионером. Вот уж я горевала — крепче, чем когда-то по своим так и не родившимся малюткам.