Тайны соборов и пророчество великого Андайского креста

Однако, несмотря на откровенную вражду в Утремере (Палестине), оба рыцарских ордена: тамплиеры, носившие белые одеяния с красными крестами, и госпитальеры, облаченные в черные мантии с белыми крестами, мирно соседствовали на церемонии коронации Фридриха Барбароссы в Арле в 1178 г. В Провансе их тесная близость, продолжавшаяся и после падения Иерусалима, привела к тому, что в конце XIII в. неоднократно раздавались призывы к объединению двух орденов. Тамплиеры сохраняли внушительное военное присутствие в этом регионе даже после того, как король Франции Филипп и папа римский издали совместный указ о роспуске ордена. В 1311 г., спустя четыре года после ареста всех тамплиеров, находившихся во Франции, девять рыцарей-храмовников из Прованса выступили на Вьеннском соборе в защиту ордена.

Их защита оказалась успешной. Строго говоря, церковь никогда официально не выдвигала обвинений против тамплиеров, но король Филипп, владевший огромным войском, одержал верх, и тамплиеры были распущены как религиозный орден и уже затем подвергнуты секулярному суду, послушному французскому королю. Верхушка ордена была осуждена и отправлена на костер и плаху, но рядовым рыцарям, особенно в Провансе, было позволено вступить в другие рыцарские ордена, чтобы избежать ареста. Поэтому прежние приоратства и владения тамплиеров перешли в руки рыцарей-иоаннитов (госпитальеров), которых вскоре стали называть родосскими рыцарями, а затем, после переноса резиденции ордена на Мальту, мальтийскими рыцарями.

Не воспользовались ли тамплиеры и госпитальеры политическими амбициями Фридриха Барбароссы, императора Священной Римской империи, чтобы привнести новую духовную составляющую в обновленную ветвь христианства? Церковь никогда не осуждала и не запрещала романы о Граале, поскольку они, в конце концов, представляли собой этакое аристократическое литературное хобби, не пользовавшееся сколько-нибудь ощутимым влиянием за пределами знатных родов, которые заказывали их списки и просили придворных менестрелей декламировать или петь эти тексты. Однако именно духовная составляющая романов о Граале оказалась в центре внимания не только знати, но и простолюдинов, и с этой проблемой вскоре пришлось столкнуться не только имперской власти, но и ортодоксальной церкви. Как раз в то самое время, когда легенды о Граале достигли апофеоза своей популярности в «Парсифале» Вольфрама фон Эшенбаха, церковь объявила новый Крестовый поход, на этот раз — против своих собратьев-христиан в Южной Франции — так называемых катаров, или совершенных.

Совершенные

Романы о Граале раскрывают одну важную алхимическую тайну, носящую преображающий характер в большинстве направлений христианства, — тайну, носителями которой был либо тесный семейный круг посвященных, либо рыцари (тамплиеры). Эта тайна и, естественно, генеалогия ее стражей изложены в одной старинной книге, которую могли прочесть лишь те, кто, подобно Парсифалю, понимал язык птиц[129] — тот самый «зеленый язык» алхимии и астрономии. В этом пункте сходятся все основные романы о Граале того времени, и, как мы уже говорили выше, его можно считать основным ядром содержания легенды в том смысле, как его понимали современники.

Как и все великие идеи, преодолевающие рамки своей эпохи, Святой Грааль представляет собой продукт вполне конкретного времени и места, а также совокупности благоприятных условий, обеспечивших раскрытие ядра мифа. Чтобы понять влияние романов о Граале, мы должны заглянуть в ту эпоху, когда возник круг этих легенд, а именно — конец XII в. Тридцать лет — с 1185 по 1215 г. — во многих отношениях стали временем крайнего упадка или, говоря языком астрономов, надира средневекового христианства. Постоянные интриги вокруг папского престола, а также всеобщее разочарование и подавленность после краха

Второго Крестового похода создали некий религиозный вакуум, в который довольно быстро проникли другие, «еретические» направления христианства. Еретические течения развивались так быстро и успешно благодаря контрасту с официальной папской церковью Рима. В частности, священники катаров жили одной жизнью со своей паствой, разделяя все ее интересы и тяготы. Для римских прелатов стало обычным делом весь срок своего служения проводить in absentia[130], а клирики низшего ранга часто оказывались столь же корыстными и коррумпированными, как и местные феодалы.

Упадок церкви получил новый мощный импульс извне в 1160—1170-е годы благодаря распространению рационалистического учения Абеляра. Пьер Абеляр, знакомый современному читателю в первую очередь благодаря роману со своей ученицей и поклонницей Элоизой, еще в 1120-е годы поднимал вопрос о суевериях в церкви, причем — с такой убедительностью, что даже через два поколения после расправы с ним многие интеллектуалы признавали реформы в церкви делом не только необходимым, но и вполне естественным.