Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых

Однако «манифест» запоздал, революционные события развивались настолько стремительно, что уже на следующий день, 2 марта 1917 года, Родзянко поставил вопрос об отречении Николая II в пользу цесаревича Алексея Николаевича при регентстве Михаила Александровича. Именно с этой просьбой он обратился к великому князю Михаилу Александровичу, убеждал его «повлиять» на Николая II.

В конечном итоге создается впечатление, что Родзянко скорее ставил в известность Михаила Романова о варианте отречения Николая II, чем просил его согласия. Документально не подтверждено, что Михаил Александрович дал свое согласие на регентство, но именно с этим предложением и выехали в Псков к царю двое посланцев Думы — В.В. Шульгин и А.И. Гучков.

Разговор Николая II с представителями Думы описан Шульгиным в его широко известных мемуарах «Дни». Отречение Николая II за себя и несовершеннолетнего наследника Алексея в пользу брата Михаила явилось для них полной неожиданностью. Столь же неожиданным оно было и для великого князя.

Еще утром 2 марта 1917 года, выступая перед толпой в Екатерининском зале Таврического дворца, П.Н. Милюков, опережая события, поспешил объявить, что великий князь Михаил Александрович будет регентом и что решено установить в России конституционную монархию. Однако это заявление вызвало бурю негодования рабочих и солдат, собравшихся в Государственной думе. Милюков вынужден был сделать заявление, что он высказал только свое частное мнение.

Отречение императора Николая II в ночь со 2 на 3 марта от престола за себя и за несовершеннолетнего наследника сына Алексея в пользу брата Михаила явилось для всех полной неожиданностью. К тому же это было нарушением закона о престолонаследии. С дороги в Могилев (со станции Сиротино, что находится в 45 км западнее Витебска) 3 марта в 14 ч. 56 мин. Николай II посылает телеграмму брату, которая, однако, так к нему и не попала: «Петроград. Его Императорскому Величеству Михаилу Второму.

События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Остаюсь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники » [401].

Позднее А.Ф. Керенский подробно описывал в воспоминаниях ход последующих событий, которые в своей сущности разоблачают двурушничество политиков от Временного правительства: «После объявления этой новости (об отречении царя в пользу брата. — В.Х. ) наступила мгновенная тишина, а затем Родзянко заявил, что вступление на престол великого князя Михаила невозможно. Никто из членов Временного комитета не возражал. Мнение собравшихся казалось единодушным.

Вначале Родзянко, а затем и многие другие, изложили свои соображения касательно того, почему великий князь не может быть царем… Слушая эти малосущественные аргументы, я понял, что не в аргументах как таковых дело. А в том, что выступавшие интуитивно почувствовали, что на этой стадии революции неприемлем любой новый царь.

Неожиданно попросил слова молчавший до этого Милюков. С присущим ему упорством он принялся отстаивать свое мнение, согласно которому обсуждение должно свестись не к тому, кому суждено быть новым царем, а к тому, что царь на Руси необходим. Дума вовсе не стремилась к созданию республики, а лишь хотела видеть на троне новую фигуру. В тесном сотрудничестве с новым царем, продолжал Милюков, Думе следует утихомирить бушующую бурю. В этот решающий момент своей истории Россия не может обойтись без монарха. Он настаивал на принятии без дальнейших проволочек необходимых мер для признания нового царя…

Время было на исходе, занималось утро, а решение так и не было найдено. Самым важным было не допустить — до принятия окончательного решения — опубликования акта отречения в пользу брата. По общему согласию заседание было временно отложено» [402].

Не успели еще посланцы Думы — Гучков и Шульгин — доехать из Пскова до Петрограда, как на Миллионной, 12, в шесть часов утра 3 марта зазвонил телефон, пробудивший Михаила Александровича от сна. У телефона был А.Ф. Керенский. Дальнейшие события дошли до нас в изложении великого князя Андрея Владимировича со слов члена Государственной Думы и атамана Терского казачьего войска М.А. Караулова: «Керенский объявил ему об отречении и спросил, знает ли он что-либо по этому поводу. Миша ответил, что ничего не знает. Тогда Керенский спросил, может ли Миша принять его и других членов Думы и, получив согласие, обещал быть через час, но приехали через три, так как Родзянко и князь Львов задержались на прямом проводе в разговорах с Алексеевым. …» [403].