Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых

Средний сын царя, великий князь Георгий Александрович (1871–1899) тоже зафиксировал в дневнике знаменательное событие:

« 10 октября. Понедельник. – Ливадия.

В тени было 17\'. Вставши, пошли к Папа и Мама. Папа чувствовал себя лучше и спал больше. В ½ 10 [ч.] Ники и дядя Сергей [Александрович] поехали в Алушту встречать Аликс и тетю Эллу. Дядя Владимир [Александрович] и тетя Михен пришли в 4 часа утра на «Саратове». До завтрака ко мне зашел Клеоникий, окончивший, наконец, академию. После завтрака пошли к морю, где наслаждались чудной погодой. Вернувшись, застал у себя Николая [Михайловича], приехавшего вчера. В 4 [ч.] пили чай у Мама, и затем облеклись в мундиры и ждали приезда Ники с невестой, которые прибыли в ½ 6 [ч.]. Сейчас же отправились в церковь, где был отслужен молебен. Потом пошел к себе и разбирал прошения. К нашей маленькой обеденной компании прибавилась Аликс. После обеда играли в карты, затем пили чай, а в 11 [ч.] пошли спать» [87] .

Старшая дочь царя, великая княгиня Ксения Александровна (1875–1960) записала в дневнике о встрече немецкой принцессы в Крыму: «День эмоций! Утром у нас сидел Николай [Михайлович]! В 11 ¼ ч. поехали в Ливадию. Ники отправился в 10 ч. в Алушту встретить невесту.

У Папа был отец Иоанн. Огромная эмоция, Папа был утомлен. Спал он не дурно. В 12 ч. завтрак. Папа с Мама отдельно.

Д. Владимир и т. Михень пришли сегодня ночью на «Саратове» из Одессы.

Потом Папа лег в постель. Днем ходили с Ники гр[еческим], Минни и Джорженькой ( великий князь Георгий Александрович. – В.Х. ) к морю. Миша и Беби верхом, чудили. Погода парадидьяк ( Возможно иное прочтение этого слова.  – В.Х. ), 19° в т[ени] и тихо. – У моря очень хорошо. Вернулись в экипаже. Зашли к т. Михень. Был чай у Мама. У Папа вид был лучше опять. В 5¼ ч. приехали Alix с Ники. Очень красивая, приветливая, ужасно взволнована. Так хорошо, что приехала. Ее сейчас же повели к Папа. Папа также очень взволнован. Потом краткое молебствие в маленькой церкви. Было довольно много народу. Ужасно трогательно, но так грустно! Вернувшись, читала у себя. Обедали как всегда наверху с Alix, а потом играли в карты. Папа очень устал, хотел спать. 19° тепла всю ночь» [88] .

Однако не все члены Императорского Дома поспешили в Крым, надеясь, что все со здоровьем императора Александра III, возможно, уладится. Великий князь Константин Константинович очередной раз записал в дневнике:

« Альтенбург. 10/22 октября.

В здесь полученных телеграммах говорилось о некотором улучшении в положении Государя: он спал несколько, явился аппетит. Сегодня ожидается туда прибытие невесты Ники. Он мне телеграфировал, что так рад видеть там о. Иоанна, который приехал 8-го с Мама и Олей. Мама сообщила, что о. Янышев причастил Государя. – Я бы с удовольствием вернулся домой, но ради жены, если известия не будут хуже, мы 13-го поедем к ее сестре в Гюкебург на неделе, а дальше я не загадываю. Возвращаться в Италию не стоит, да и неохота. Положение Государя так серьезно, что тут не до путешествий. Что-то будет? Еще в августе, когда не было осложнений, Захарьин, называя болезнь царя нефритом, говорил что с ней можно прожить 15 и 20 лет, но что она неизлечима. Теперь осложнения, по-видимому, есть. Можно ли ждать хорошего?» [89] .

Лейб-медик Н.А. Вельяминов (1855–1920), который лечил Государя, позднее пересказывал события этого дня в своих воспоминаниях: «10/X часов около 5–6 вечера прибыла невеста цесаревича принцесса Алиса Гессенская. К этому времени во всем дворце, кроме Государя и императрицы, никого не было, из посторонних я был один в нижней приемной и таким образом в открытое окно мог наблюдать то, что происходило перед дворцом. Государь в этот день лежал уже в кровати, и при нем сидела императрица. Перед дворцом был выставлен почетный караул. Цесаревич и его невеста приехали в коляске на почтовых прямо из Симферополя.

Экипаж прямо с большой дороги проехал по аллеям сада и подъехал к подъезду дворца. У невесты в руках был большой букет, видимо, поднесенный ей при встрече цесаревичем. Они, выйдя из коляски, прямо вошли в подъезд, где, кажется, их встретила императрица (видеть этого я не мог, ибо не выходил из приемной), и поднялись наверх к Государю. Там они оставались вчетвером минут 20–30. Я стоял внизу у открытого окна, любовался видом и размышлял о происходившем. Надо было думать, что сцена, происходившая над моей головой в спальне царя, должна была быть трогательна и драматична.