Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина

– Козу Катьку мы теперь зовем по-другому, – тихим голосом сообщила Нина Васильевна, встретив гостей у калитки, – она теперь у нас не Катя.

– А кто же?

– Маша.

– На новое имя откликается?

– Еще как. Она вообще на все имена откликается.

Причина смены имени оказалась очень проста: по соседству поселился Крючков Владимир Александрович, жену его звали Катей, на всякий зов, чуть что, откликалась она… Одного раза было достаточно, чтобы задуматься о переименовании любимой козы.

– Все ясно, – дружно ответили на просьбу Пушкины – намек они поняли.

Шебаршины уехали с дачи, уверенные, что ничего не случится: и Татьяна Александровна, и Николай Васильевич Пушкины были людьми очень аккуратными, точными, умели действовать по инструкции, а это было очень важно – действовать по инструкции, – но все-таки случилось нечто…

Утром Пушкины проснулись от того, что призывно блеяла Катька – она же Маша. Глафиры и Макса дома не было – удрали. Катька тоже не заставила себя долго ждать – ловко вскочила на скамейку, а со скамейки, как с некой спортивной тумбы, ей ничего не стоило перемахнуть через изгородь.

Татьяна Александровна поспешно растолкала мужа.

– Пушкин, подъем: зоопарк разбежался!

Спешно разделились – Николай Васильевич побежал в одну сторону, Татьяна Александровна – в другую. Мужчина оказался проворнее – быстро засек, что Макс вообще унесся за дачную территорию, за изгородь, лаял теперь там, – и помчался за Максом за ворота; Татьяна Александровна стала искать Катьку и Глафиру.

И та и другая словно бы испарились: умная Глафира где-то спряталась и сделала это явно специально, такая сообразительная была собака, а Катька помчалась поживиться чем-нибудь съестным.

Минут двадцать Татьяна Александровна металась среди дачных участков, пока не увидела, как в самом дальнем углу мальчик кормит белым хлебом какую-то козу, очень похожую на Катьку. Мда, вроде бы похожа эта коза на Катьку, а вроде бы и нет… Катька это или не Катька? Неподалеку мужчина был занят уборкой травы, сгребал ее легкими пластмассовыми граблями.

– Простите, это ваша коза? – неуверенным голосом поинтересовалась Татьяна Александровна. Обращалась она к мальчику.

Мальчик гордо вскинул голову и, скармливая козе последний кусок пшеничной булки, ответил:

– Наша!

Мужчина тоже подал голос:

– Потеряли козу, значит?

– Потеряли, – горестно отозвалась Татьяна Александровна.

– Берите свое сокровище, – заявил мужчина добродушно, – это ваша коза, ваша! Мой внук пошутил, сказав, что она наша.

Татьяна Александровна привела козу домой, привязала к какому-то колу и помчалась искать Глафиру.

Сколько она ни высматривала хитрую псину, высмотреть никак не смогла, Глафира словно бы сквозь землю провалилась, а вот голос ее вскоре услышала.

Голос у Глафиры был особый – низкий, грудной, грубоватый, – совсем не похожий на ее общительный дружелюбный характер. Татьяна Александровна пошла на голос и вскоре увидела собаку – Глафира стояла среди местных детишек, буквально была окружена ими, и, мирно помахивая хвостом, что-то им рассказывала на своем милом собачьем языке.

У Татьяны Александровны отлегло на сердце: слава Богу, нашлась Глафира.

Оставалось теперь дождаться Николая Васильевича с Максом. Куда же умудрился удрать Макс? Макс принадлежал к редкой породе собак, слишком уж редкой, в Москве таких псов насчитывалось единицы, это была порода тибетская, лхасское апсо. Если кто-то пытается забраться в дом, чтобы украсть чего-нибудь, обидеть взрослого или ребенка, апсо поднимает шум заранее, загодя, и не утихает до тех пор, пока лиходей не уберется. Такая собака может разбудить всю Москву.

До Макса у Шебаршиных также была тибетская собака по кличке Ксю-Ша, Ксюшка, очень сообразительная, живая, верткая, как юла, любимая всеми… Когда Ксюшка попала под автобус, рева было немало, особенно среди детей.

Макс продолжил Ксюшкину линию и прожил в доме Шебаршиных до конца дней своих.

Наконец Николай Васильевич отыскал Макса на какой-то старой дороге, где тот весело гонялся за бабочками и облаивал их, благополучно изловил и водворил на дачный участок Шебаршиных.

Больше представители «зоопарка» побегов не совершали.

У Глафиры же оказалась не самая счастливая судьба. Во-первых, она принадлежала не Леониду Владимировичу, а его внучке Ире – дочери Алексея Леонидовича, Шебаршины просто часто брали Глашку к себе в дом и она к дому деда привыкла; во-вторых, Глафира была существом очень чувствительным, ранимым, трогательным в своих поступках – не влюбиться в нее было нельзя, – и одновременно чересчур реагирующей на все, что происходило вокруг нее.

А тут получилось так, что ребята – внуки Леонида Владимировича – обзавелись новым зверем: приобрели большую белую крысу с красными светящимися глазами и длинным хвостом.

Глафира как увидела крысу, так и ахнула по-дамски испуганно и свалилась в обморок. Обморок этот добром для нее не кончился – у Глафиры начало сильно сдавать сердце, и лечению этот процесс почему-то не поддавался: очаровательной «бассетихе» делалось все хуже и хуже.