Практически невозможно понять, что может означать этот стих, не зная, что в Древнем мире, мире, в котором был создан этот текст, люди в большинстве своем иначе, чем мы сейчас, воспринимали соотношение полов. В наши дни в мужчинах и женщинах видят две разновидности одного и того же. Есть люди, и они либо мужчины, либо женщины. В Древнем мире представление о полах было иным. Для древних мужчины и женщины были не двумя разновидностями человека; они были двумя ступенями развития человека [22].
Как нам известно из медицинских, философских, поэтических и других письменных трудов, женщин в греческом и римском мире воспринимали как несовершенных мужчин. Они — мужчины, но не до конца развившиеся. В утробе у них не образуются пенисы. После рождения они не достигают полноты развития — у них плохо выражена мускулатура, нет волос на лице, тонкий голос. Женщины в буквальном смысле слабый пол. А в мире, пронизанном идеологией силы и превосходства, это несовершенство делало женщин зависимыми от мужчин и, неизбежно, низшими по отношению к ним.
Древние рассматривали весь мир как некий континуум совершенствования. Неживая природа была для них менее совершенна, чем живая; растения менее совершенны, чем животные; животные менее совершенны, чем люди; женщины менее совершенны, чем мужчины; мужчины менее совершенны, чем боги. Для обретения спасения, для единения с Богом, требовалось, чтобы мужчины совершенствовались. Но совершенствование для женщин означало достижение сначала следующей точки этого континуума — превращения в мужчину [23]. Так же и в Евангелии Фомы, для спасения, предполагающего объединение всего таким образом, что нет ни верха, ни низа, ни внутреннего, ни внешнего, ни мужского, ни женского, требуется, чтобы все божественные духовные элементы вернулись в место своего происхождения. Но очевидно, что женщина, прежде чем обрести спасение, должна сначала стать мужчиной. То знание, которое несет Иисус, допускает такую трансформацию, поэтому каждая женщина, которая превратит себя в мужчину, через понимание Его учения, сможет войти в Царство небесное.
Несмотря на то что в некоторых гностических текстах прославляется божественное женское начало (как мы увидим в дальнейшем), этот, по всей видимости, делает акцент на том, что женское должно возвыситься над собой, для того чтобы стать мужским. Вряд ли Тибинг захотел бы заострять внимание на этом!
Следует подчеркнуть, что в данном тексте Христос изображается не как земной проповедник, а как носитель божественного откровения, который Сам является подателем знания, необходимого для спасения, как для женщин, так и для мужчин. «Когда вы увидите Того, Кто не был рожден женщиной [т. е. Иисуса, только казавшегося человеком], падите ниц и поклонитесь Ему. Этот есть ваш Отец» (речение 15). Или, как он говорит далее в этом евангелии: «Я есть свет, который превыше всех. Я есть призыв. От Меня все началось и Мною все продолжилось. Расколите кусок дерева — и Я там. Поднимите камень, и вы найдете Меня» (речение 77). Иисус — все во всем, Он пронизывает этот мир и в то же время приходит в этот мир как свет этого мира, который может вывести дух человеческий из тьмы, с тем чтобы вернуть этот дух в его небесный дом путем приобретения самосознания, необходимого для спасения.
В этой главе мы рассмотрели только четыре самых ранних евангелия из тех, что остались за пределами Нового Завета. Мы рассмотрим еще два весьма важных из них — Евангелия Филиппа и Марии — в одной из следующих глав, когда будем говорить о роли Марии Магдалины в жизни Иисуса и в истории ранней Церкви. Конечно, были и другие евангелия, которых мы не касались и касаться не будем, — хотя Лью Тибинг и ошибается, заявляя, что нам известно о существовании восьмидесяти, основанных на «тысячах» рассказов об Иисусе, записанных в течение Его жизни. Эти евангелия, однако, по преимуществу были написаны позже, чем рассмотренные здесь, и кажутся еще более легендарными и мифологизированными. Лью Тибинг прав в том, что существовало много евангелий, которые не были включены в Новый Завет, и что из всех книг, в то или иное время являвшихся священными для той или иной группы христиан, только четыре Евангелия впоследствии были признаны каноническими. Прав он также и в том, что впоследствии применение христианами других евангелий было запрещено отцами Церкви. Но его утверждение о том, что, будь эти евангелия включены в Новый Завет, мы имели бы иное, более человечное, представление о Христе, ошибочно. Фактически все обстоит совсем иначе. В неканонических евангелиях большее внимание акцентируется на божественной природе Христа.
Но как получилось, что четыре евангелия — от Матфея, Марка, Луки и Иоанна — были включены в Новый Завет, а остальные остались за его рамками? Было ли это, как утверждает Тибинг, в действительности делом рук Константина? К этому вопросу мы обратимся в следующей главе.
Глава четвертая
Константин и формирование канона
Нового Завета