Свод давил, заставлял склоняться, проход сужался, но за очередным поворотом стены разошлись. Донеслись всплески воды. На крохотном берегу валялась одежда Кейела. При свете Охарс я смогла убедиться, что куртку даже залатать не выйдет, как, впрочем, и рубашку. Штаны можно отстирать, а сапоги из кожи какой-то там нечисти переживут даже апокалипсис. Кейел стоял по пояс в воде и отдирал запекшуюся кровь на груди. Рваные раны от чьих-то зубов на плече некрасиво блестели.
Колени коснулись сырого камня, котелок едва слышно стукнулся донышком.
— Я принесла мыло и мази.
Кейел замер и, явно выдавливая улыбку из себя, повернул ко мне голову.
— Совсем забыл о них, — с шелестом воды, направился ко мне. — Я справлюсь, иди отдыхай.
Я расставила на полу флаконы. Вынув склянку с мылом, подала Кейелу. Смотрела, как он отмывает припекшуюся кровь. Его руки дрожали, а мышцы лица дергались, словно он старался не скривиться. Когда-то мы проходили через подобное. Кем бы Вольный себя не считал, но он обычный человек, который имеет право пожаловаться и выразить через эмоции боль. Я сняла штаны. Оставаясь в одной рубашке, спустилась в озеро. Теплая вода погладила бедра, быстро впиталась в рубашку. Кейел следил за мной, но не прогонял. Я приблизилась к нему, отобрала мыльную тряпочку. Стараясь не смотреть ему в глаза, тихо сказала:
— Я помогу.
Он вздохнул и больше не двигался. Кровоподтеки расползлись пятнами по всей спине, кровь сочилась из глубоких ранок.
— Так не пойдет, — прошептала я.
Мы перенесли флаконы, котелок и тряпочки на небольшой уступ над озером. Расселись на мелководье. Пока я смывала кровь и обрабатывала ранки, Кейел ел. Айссия отозвалась легко, но вот затягивать ранки оказалось непросто. Руки разболелись после двух разодранных. После нескольких появилась одышка, сердце застучало в висках. Вскоре разболелась спина так, будто я перенимала чужую боль. И, кажется, в прямом смысле отдавала свои силы Кейелу.
Он отставил изрядно опустевший котелок, повернулся ко мне, окинул хмурым взглядом и произнес, перехватывая руку:
— Хватит.
— Не могу смотреть на твое лицо, — призналась я.
— Не смотри, я не обижусь, — усмехнулся, но послушно опрокинул голову на уступ и закрыл глаза.
— На шее не проходит шрам, — провела пальцем по тонкой белой полоске, пролегшей чуть выше кадыка. — Айссия не сводит.
— Одним больше, одним меньше.
Мы снова замолчали. Я не знала, что ему говорить. Будь у нас другая жизнь, закатила бы скандал, заперла дома и требовала с него обещание не влезать в сомнительные дела. Но у нас нет другой жизни.
— И даже ни о чем не спросишь? — прошептал Кейел.
— А ты ответишь?
— Не знаю.
Когда захочет рассказать, расскажет сам, а так допытываться бесполезно. Бирюзовые нити истончались, а руки гудели, болели. Я не понимала, как действует Айссия, и все ли правильно исцелялось. Духи просто исполняли мое пожелание, вытягивая из меня бодрость. Зевнув и тряхнув руками, я хотела потащить Кейела на сушу, чтобы осмотреть его еще раз и нанести целебные мази, где ранки не затянулись до конца. Однако Вольный насторожил. Я погладила его по плечу, подушечки пальцев коснулись шрамов на щеке.
— Кейел, — негромко позвала я.
Он встрепенулся, мгновенно открыв глаза. Уснул?
— Полотенце в моей сумке, — поймала его растерянный взгляд. — Я постираю твои штаны и приду.
— Иди ко мне, Аня, — притянул к себе. Обхватив мою голову ладонями, поцеловал. Отстранился и, глядя в глаза, сказал: — Спасибо. Через пару дней доберемся до поселения, там сможем отдохнуть. И там же выберем тебе лиертахона, а потом сразу на север.
Снова поцеловал меня и, окинув пещеру сонным взглядом, попросил:
— Не задерживайся.
Глава 4. Вестница духов
Кейел.
— Не бойся, — фангра сжала мое плечо, — духи не убийцы.
Я скинул ее руку, снова посмотрел на Аню. Под ворохом пледов виднелась только голова: слипшиеся от пота волосы разметались на скомканном ворохе одежды, лицо стало бледным, отдавало синевой.
— Ты, как и другие, не имеешь понятия, на что они способны, — поднял глаза на Елрех.
Как и я. Я тоже не думал, что они подвергнут Аню такому риску.
Фангра свела белые брови, поджала губы. За последние периоды сеть возраста на ее коже заметно углубилась. Полукровка сильно привязалась к Ане и переживает, как за единственную родную и близкую в этом мире.
Как и я.
Она сглотнула и сказала:
— Я присмотрю за ней, а ты сходи проветрись. Нет твоей вины в том, что с ней случилось.
Кулаки сжались непроизвольно. Я склонился к фангре так, чтобы видеть ее глаза вблизи.
— Вины нет?! — полушепотом уточнил. — Ты настаивала, чтобы я рассказал ей обо всем. Я не послушал.
— Ты опасался, что она будет сдерживаться, — отступила на полшага.
Даже гордая фангра боится. Пугаю всех вокруг. Когда-то это казалось правильным, так почему сейчас раздражает? Будто я монстр, похуже всякой нечисти.
Полукровка все же вскинула голову и упрямо произнесла:
— Асфирель не добилась бы такого успеха, а ее жизни уже ничего не грозит.
Асфирель… Невинный рассвет. Фангра могла бы придумать более подходящее имя. Я скривился и, направившись на улицу, сказал: