Тайны дворцовых переворотов

Видя такую непреклонность центральной фигуры процесса, Анна Иоанновна постановила призвать к ответу других хороших знакомых Волынского. 22, 24, 26 и 27 мая следователи встречались с секретарем И. Эйхлером, 27 и 28 мая – с переводчиком И. Судой, 30 мая – с П. Мусиным-Пушкиным. Не прерывалось общение и с группой арестованных ранее, для уточнения мелких нюансов и противоречий. Однако польза от увеличения обитателей Петропавловской крепости оказалась минимальной. По крайней мере, раскрытию республиканского заговора новички ничуть не помогли. И тогда 4 июня Анна Иоанновна санкционировала применение радикального метода – пытки четырех конфидентов Волынского. 6 июня розыску подвергли Ф. Соймонова, П. Еропкина, И. Эйхлера и П. Мусина-Пушкина. Десяток и более ударов кнутом нисколько не изменили ситуацию. Мученики не вспомнили что-либо принципиальное. 7 июня повторное истязание пережил Артемий Петрович (18 ударов), и с тем же результатом. Причем Волынский поклялся перед Богом, что не планировал вместо абсолютной монархии царицы вводить республиканскую форму правления, а грешен и казни достоин исключительно за произношение «злодейственных» фраз и за мерзкие сочинения.

На этом следствие практически завершилось, снабдив государыню максимумом информации. На большее рассчитывать не стоило, что Анна Иоанновна поняла, заслушав доклад Ушакова и Неплюева. Хотя дуэт не обнаружил несомненных подтверждений существования в России республиканской партии, императрицу такой поворот нисколько не смутил. Она уже решила обезглавить Волынского, а обоснование высочайшей воле будет. Подчиненные напишут манифест по всем правилам риторического искусства.

9 июня царица повелела Тайной канцелярии прекратить розыск с допросами и целиком переключиться на сочинение «изображения» вин Волынского и его друзей. Два сановника поручение исполнили и 17 июня отвезли в Петергоф (туда Двор переехал из столицы 10 июня) проект обвинительного акта, который Анна Иоанновна одобрила 19 числа.

20 июня в Сенате состоялся суд. Два десятка вельмож безропотно обрекли Волынского с шестью конфидентами на гибель. 22 июня под давлением государыни бумагу подписали те, кто «за присудствием в Питергофе» на заседании не был (А. Б. Куракин, Д. А. Шепелев, В. Салтыков, С. Лопухин). 23 июня царица конфирмовала приговор суда, сохранив жизнь Соймонову, Эйхлеру, Мусину-Пушкину и Суде. Утром 27 июня 1740 года узников отвели на Сытной рынок, располагавшийся поблизости от крепости, где палач казнил Волынского, Хрущева и Еропкина, а прочих высек кнутом или плетью. Публичного унижения избежал лишь Мусин-Пушкин. Ему экзекуцию – урезание языка – устроили в одной из Петропавловских казарм. Через час после расправы три мертвых тела доставили на Выборгскую сторону. Там, на погосте при церкви Самсона Странноприимца, они и обрели вечный покой^{85}.

1741 год. Триумф цесаревны

О дворцовом перевороте ноября 1741 года существует немало легенд. Принято считать, что инициатива заговора целиком принадлежит шведскому и французскому послам в Петербурге – Эрику Нолькену и Иоахиму Шетарди, что гренадерская рота преображенцев стихийно превратилась в боевой революционный отряд и буквально силой вынудила Елизавету Петровну пойти на штурм Зимнего дворца, что Анна Леопольдовна легкомысленно проигнорировала предупреждения англичан и австрийцев о готовящемся захвате власти, что цесаревне сочувствовали только низы русского общества (солдаты, обыватели), а верхи (знать, гвардии офицеры) относились чуть ли не с презрением…

Между тем именно Шетарди в своих депешах сообщил в Версаль о том, что Елизавета Петровна первой предложила ему вступить в заговор, а когда он вежливо уклонился, завязала диалог с Нолькеном. Депеши эти давно опубликованы. Из дипломатической переписки англичан, также изданной еще в XIX веке, можно узнать, что Анна Леопольдовна предостережениями из Лондона и Вены вовсе не пренебрегла, а, посовещавшись с британским посланником Э. Финчем, нашла наиболее разумным и безопасным для себя не провоцировать общественное возмущение, а то и восстание, карательными мерами по адресу любимой народом цесаревны.

Если продолжить, то тщательный анализ всех имеющихся в нашем распоряжении документальных материалов о воцарении дщери Петровой не оставит камня на камне от прежних, подчас просто нелепых или мифических утверждений. Зато обретет и внутреннюю логику, и жизненную естественность иной, для плененного догмами и схемами сознания невероятный сюжет: история о целенаправленной, упорной и всесторонне продуманной деятельности одного человека по организации государственного переворота, которому помогала сплоченная команда преданных соратников и сочувствовало подавляющее большинство соотечественников, как благородного, так и «подлого» происхождения.

* * *