Тайны дворцовых переворотов

Далее требовалось совершить совсем немного – оформить законным порядком реставрацию абсолютизма династии Романовых. Для этого дворяне и гвардейцы удалились из зала в одну из соседних комнат, где импровизированный учредительный конвент, якобы в благодарность за августейшее внимание к общественному мнению, вотировал инициативу организаторов мероприятия – Остермана, Черкасского, Татищева и других – о возрождении в России полновластной самодержавной императорской вертикали: «Ваше Императорское Величество… всепокорно просим всемилостивейше принять самодержавство таково, каково ваши славные и достохвалные предки имели, а присланные к Вашему Императорскому Величеству от Верховного Совета и подписанные Вашего Величества рукою пункты уничтожить». Пока сто шестьдесят шесть военных и статских активистов (первыми расписались И. Ю. Трубецкой, Г. П. Чернышев, А. И. Ушаков, В. Я. Новосильцев, Г. Д. Юсупов, М. А. Матюшкин, А. М. Черкасский и т. д.) выводили свои имена и фамилии под второй, заранее приготовленной петицией, прошло немало времени.

Только в три часа пополудни народные представители вернулись в аудиенц-камеру для передачи исторической резолюции государыне, которая предпочла обнародовать волю нации здесь же при всем честном собрании, что и было сделано. Анну Иоанновну не пришлось долго уговаривать. Она сразу согласилась стать самодержицей и тогда же поручила Г. И. Головкину (канцлер, естественно, еще утром влился в ряды победившего большинства) принести из канцелярии Верховного Тайного Совета собственное письмо от 28 января из Митавы и апробированные там же кондиции. Вельможа отправил за документами статского советника Маслова. Когда бумаги оказались у царицы, она в ту же секунду разорвала самую ненавистную – ту, в которой перечислялись восемь ограничительных пунктов. Собрание увенчало сию эффектную сцену громкими здравицами в честь второй российской императрицы^{71}.

Так в четвертом часу вечера 25 февраля 1730 года закончилась политическая драма, длившаяся месяц и восемь дней, если считать от 17 января – даты совещания в Головинском дворце. Около четырех часов пополудни 25-го числа обрел свободу П. И. Ягужинский, которому отдали и шпагу, и кавалерию. Буквально через час Головкин известил о главной новости дипкорпус, и в десять утра 26 февраля послы пожаловали в Кремлевские палаты к императрице с поздравлениями. 1 марта Москва во второй раз присягнула Анне Иоанновне. На сей раз монарху, обладавшему всей полнотой власти. 4 марта царица ликвидировала источник политической смуты – Верховный Тайный Совет, включив его членов в состав Правительствующего Сената^{72}. Таким образом, коллегия пала, уступив место не выборному монарху (конституционному или абсолютному), как мечталось реформаторам, а традиционной властной модели – монарху наследственному с необъятными полномочиями.

Хотя поначалу никто в опалу не угодил, сомневаться в том, что оргвыводы не последуют, стоило. Императрица хорошо понимала, что бразды правления достались ей не за красивые глаза, а в результате борьбы общества с потенциальным кандидатом в диктаторы. Не будь Д. М. Голицына, в России наверняка восторжествовала бы демократическая республика, и ей, потомку славного рода Романовых, довелось бы изо дня в день смиренно покоряться решениям какого-то Долгорукова. Она очень хотела отомстить своему главному врагу, но благоразумно дождалась удобного момента.

То, что не авантюрное поведение князя Голицына больше всего раздражало недавнюю герцогиню Курляндскую, а попытки истинных сторонников парламентской системы спасти реформу от краха, смутно чувствовали многие из современников. Вот свидетельство Ивана Михайловича Волынского, сообщившего двоюродному брату, Артемию Петровичу Волынскому, подробности разгрома верховников: «Ныне в великой силе Семен Андреевич Салтыков… а в великом подозрении и в стыде обретаются две фамилии и с ними Матюшкин, Измайловы, Еропкин, Шувалов, Наумов, Дмитриев, Матвей Воейков»^{73}. Две фамилии – это, естественно, Долгоруковы и Голицыны. А лица, указанные ниже, как раз и есть те, кто подписал конституционный проект гвардии майоров в тщетной надежде подтолкнуть Д. М. Голицына к действиям, способствующим консолидации общества вокруг программы В. Л. Долгорукова. К счастью, группа, отколовшаяся от большинства, серьезным репрессиям не подверглась. Видимо оттого, что отчаянная попытка меньшинства не имела шансов на удачу. А то бы им не миновать той же трагической участи, какая выпала на долю всех Долгоруковых, и в первую очередь Василия Лукича, Алексея Григорьевича, Сергея Григорьевича, Ивана Григорьевича и Ивана Алексеевича.

Час августейшего мщения пробил 14 апреля 1730 года.